Шрифт:
Закладка:
По мере того как светало, настроение мое заметно улучшалось, поскольку буквально под ногами лежали сразу две из тех достопримечательностей, которые я запланировала посетить: белоснежный дворец местного сёгуна и здание с круглой зеленой крышей – городской музей искусств, судя по рекламе, обладающий работами лучших европейских художников, на которых оказала влияние Япония, и японских художников, испытавших воздействие западных художественных традиций.
С той поры, что в довелось пожить в Японии, минуло пятнадцать лет, значит, есть что с чем сравнивать, какие ставить себе вопросы. Интересно, как изменилась за это время страна, что случилось с людьми, что они теперь едят, во что одеты, чем любуются и восхищаются?
Сегодня мало кто вздумает отрицать, что крошечная Япония, состоящая их четырех относительно крупных и 6848 крошечных островков, почти сразу же после того, как была вынуждена в 1854 году открыть свои морские ворота коммодору Мэтью Перри, очень серьезно повлияла на европейский мир и даже в каком-то смысле его перевернула. И продолжает – влиять, менять, переворачивать.
Началось с искусства, точнее будет сказать, с живописи. Потом случилось знакомство с литературой и с тех пор на разных европейских языках сочиняются танка и хокку, чья незавершенность трехстишия сливается с живописью в единую неразделимую форму. А в России, представьте, даже существует литературный альманах «Хайкумена». Популярны и другие виды пространственных, временных и перформативных искусств. Да что Россия! Любой уважающий себя западный город обязательно заводит у себя сад камней или просто сад в японском стиле с непременными разноцветными кои. Чайные церемонии, неброская изысканная керамика, икебана… И архитектура. И гастрономические изыски…
Ну, вспомните навскидку, много ли знаете европейских художников, в чьем творчестве легко прочитываются корейские, китайские или вьетнамские истоки? А вот Хиросиге, Утамаро, Мотонобу постоянно на слуху.
Импрессионисты, познакомившись в 1873 году в Вене и в 1878 году в Париже с работами японцев, где их впервые экспонировали, буквально помешались на японских искусствах, особенно это касается гравюры на дереве и живописных полотен. И оставили тому очень явственные свидетельства. Но пока их не увидишь рядом, Андо Хиросиге и Винсента Ван Гога – не понимаешь, насколько сильно это влияние. Для передачи пространства Хиросиге часто изображал на первом плане резко выступающую деталь, мягко трактуя при этом дальние планы, а кроме того много использовал линейную перспективу. Мане, Дега, Тиссо, Ван Гог пристально изучали и часто даже просто копировали приемы и структуру японской гравюры. Наиболее характерный прием, перенятый у знаменитого японца французскими художниками всех направлений, – неожиданный срез предметов и фигур первого плана, придающий фрагментарность всей картине. Особенно напоминают японскую гравюру своим необычайным построением пространства работы Дега.
А Ван Гог, у которого была своя собственная коллекция гравюр, иногда даже подчеркивал заимствование, обрамляя свои композиции иероглифами. Правда, тут как раз случился конфуз.
Скопировав картину Хиросиге «Сливовый сад в Камейдо», он, из каких-то, только ему ведомых соображений, обрамил ее по левому и правому краям тщательно скопированными (сведущие люди утверждают, что скопировал их Ван Гог достаточно тщательно) иероглифами. Текст оказался рекламой публичного дома с указанием адреса и прейскуранта. Ну, можно, конечно, отнести это к разряду забавных нелепиц, случающихся с иностранцами, увлекшимися экзотикой. А что как не экзотика для нас заковыристые иероглифы, рисованные тушью, красавицы-гейши (в нынешнем понимании «девушки из эскорт-услуг»), которых с упоением изображали все без исключения японские художники, пагоды и ярко-оранжевые тории за которыми обязательно отыщется дорога, ведущая к храму.
Увы, в трех музеях Хиросимы, где я побывала, фотографировать было строго запрещено. Поэтому ограничусь тем, что замечу: коллекция работ взаимопроникнувшихся европейских (в основном французских) и японских творцов, очень хороша, с ней полезно познакомиться, чтобы убедиться: обе стороны не лыком шиты, обогатившись, каждый пошел своим путем, и Япония при этом не утратила ни одной из своих основополагающих особенностей. В ней, в Японии есть некая особая эстетика, которой в нашей жизни часто не хватает. Современные японские художники по-прежнему вслушиваются в несказанное и любуются невидимым (один из четырех критериев японского представления о красоте), они – мастера намека и подтекста, и особо ценят прелесть недоговоренности.
В последнем из музеев экспонировались гравюры старых мастеров «Японские красавицы». Выставка-фантом, поскольку составлена из картин, давным-давно покинувших место своего создания и находящихся теперь в частных коллекциях в Европе и США. В самой Японии такие работы наперечет. Все продано на корню еще в прошлом и позапрошлом веках.
Пятнадцать лет, прошедшие после первого знакомства с Японий, все-таки оказались цифрой несерьезной. Каких-то новых кардинальных открытий я так и не совершила. Просто убедилась: научно-технический процесс движется, как и полагается, семимильными шагами, обыденная жизнь тоже претерпевает вполне ожидаемые перемены. Воспитанная веками культура чувств остается неизменной. Впрочем, как и гастрономические пристрастия большинства японцев.
Выходит, свое открытие Японии я уже сделала 15 лет назад. Наверное, потому, что легче всего делать открытия, пока еще мало что знаешь о стране, куда приехал впервые.
Путешествие из Японии в Китай
Страшнее кошки зверя нет
Социализм с китайской спецификой
В Китае все жители китайцы и сам император – китаец. Знакомая с детства фраза из сказки Андерсена «Соловей» привязалась и звучала во мне весь четырехчасовой перелет из Токио в Пекин. Красивая и вполне сказочная фраза, не так ли? Только, если задуматься, абсолютно неверная – от начала и до конца.
Ну, во-первых, потому, что в Китае издревле живут люди 55 национальностей: ханьцы, составляющие 94 процента всего населения; а кроме того – чжуаны, хуэйцы, манчжуры, мяо, ли, лоба… Их около ста миллионов, и каждый народ говорит на своем собственном языке. Общим, государственным, является язык ханьцев – путунхуа, но и он в разных районах страны настолько различен в произношении, что люди из двух соседних городов с трудом понимают друг друга. Именно этим объясняется, что многие телепередачи и художественные фильмы сопровождаются титрами. Иероглифика-то одна на всех.
А во-вторых, когда великий сказочник писал свою замечательную сказку, китайский трон уже в течение нескольких столетий был прочно занят императорами-иноземцами. В 1644 году сын маньчжурского государя Абахай основал последнюю в Китае императорскую династию Цин. А триста лет спустя революционные вихри вымели из императорского дворца и эту династию, и царедворцев-аристократов. Китай провозгласили республикой и уравняли всех его жителей в правах. И ханьцы, и чжуаны, и хуэйцы, и манчжуры, и мяо, и ли, и лоба получили одинаковое право жить бедно, плохо, за гранью выживания, но строить