Он грубо вырвал ботик из его огромных, корявых от постоянного соприкосновения с сапожной дратвой рук, которые и руками-то назвать нельзя, если только лапищами. Судя по въевшемуся в кожу черному вару, можно было предположить, что мужик на самом деле трудился когда-то сапожником.

Веретено сноровисто осмотрел женский ботик, даже зачем-то сунул внутрь руку, потом быстро взглянул в сторону склада, к которому примыкала крошечная сторожка. Заметив, что в окошке погас свет, а через несколько мгновений слабый огонек стал периодически загораться и гаснуть, Веретено сразу догадался, что там происходит. От мысли, что в любую минуту может нагрянуть милиция, у него от негодования злобно повело щеку.

– Сука, – проговорил он, уже заранее всем своим бандитским существом ненавидя сторожиху, которой в полночь вдруг потребовалось идти на реку за водой и случайно увидеть, как они со всеми предосторожностями подходили на лодках к берегу. – Лиходей, – негромко окликнул он своего дружка, – ты на ходу легкий, давай, быстро к сторожке. Там эта лярва ментов вызывает. Вали ее, суку. Не то нас самих завалят.

– Усе сделаю в лучшем виде, – заверил Лиходей, кровожадно раздувая ноздри; быстро извлек из кармана кастет, ловко всунул в отверстия пальцы, и, ударив шишкастыми выступами в раскрытую правую ладонь, зачем-то пригнувшись, побежал к сторожке и через мгновенье растворился в темноте.

Проводив исподлобья хмурым взглядом его поджарую стремительную фигуру, Веретено обвел столпившихся возле него бандитов холодными глазами, в которых, как у волка, отражалась, мерцая, круглая пятнистая луна.

– Значит так, мужики, – начал он тихим зловещим голосом, с каждым сказанным словом распаляя себя все больше и больше, без особой необходимости размахивая длинными, как плети, руками, – Косьма фомкой раскурочивает замки, Чума следит, чтобы нас не застали менты, если эта сука все же успела куда надо звякнуть, Илюха с Дохлым и с другими корешами выносят товар и грузят на лодки, и мы быстро уходим. Некогда нам тут сопли разводить. Двигаем, парни!

Тут Веретено заметил, что все еще продолжает держать злополучный ботик, широко размахнулся и со злостью запустил его в воду; послышался негромкий всплеск. Резко развернувшись, Веретено торопливыми шагами направился к видневшимся на косогоре амбарам, казавшимся на фоне серого неба темными глыбами. За ним, сбившись в плотный овечий гурт, стараясь не отставать, поспешно двинулись налетчики, шурша своей обувью по высокой траве, изредка лязгая металлическими частями находившегося при них огнестрельного оружия. Вскоре они уже подходили к неохраняемым складам, сипло дыша и оживленно между собой вполголоса переговариваясь о том, что сегодняшняя ночка, по всему видно, предстоит жаркая, если Лиходей вовремя не успеет завалить сторожиху.

– Цыц, придурки! – прикрикнул на них Веретено, чтобы по-пустому не мололи языками, и в наступившей тишине потрогал увесистый замок на первой двери. – Справишься, Косьма?

– А то чего ж, – невозмутимо ответил косматый мужик, который и оказался тем самым Косьмой.

Прежде чем приняться за работу, он деловито высморкался, затем вынул из-за пояса обширных брюк металлическую фомку и уверенным движением, от натуги крякнув, легко сломал дужку навесного замка.

– Делов-то, – пробасил Косьма, очень собой довольный, что Боженька наделил его силушкой; поправил на плече автомат и, широко распахнув дверь, гулко ухнул внутрь просторного складского помещения, под завяз заполненного всевозможными товарами: – Налетай, братва!

Теснясь в широких дверях, бандиты, воодушевленные тем, что ничто их теперь не отделяет от долгожданной добычи, все разом хлынули в открывшуюся темноту прохладного амбара.

Между тем Лиходей уже находился около сторожки. Он несся огромными прыжками, похожий в темноте на кенгуру.

– Сейчас ты у меня кровавыми слезами умоешься, – бормотал он перекосившимся ртом, как будто сторожиха могла его слышать. – Будет тебе наука, как ментам звонить.

Он сходу выбил ногой фанерную дверь, как угорелый влетел в крошечное помещение сторожки, держа в левой руке заранее приготовленный австрийский фонарик «динамо». Бандит застал Тосю как раз в тот момент, когда она разговаривала по телефону, успев сказать всего лишь несколько незначительных фраз.

Тося затравленно оглянулась на упавшую с грохотом дверь, и в это самое мгновение вспыхнувший луч света ярко ударил в ее широко распахнутые от страха глаза, основательно ослепив.

– Ктой-то? – вскрикнула она, чувствуя, как от объявшего ее ужаса непроизвольно начинает опорожняться мочевой пузырь, к своему удивлению, не испытывая при этом никакого стыда, словно этот конфуз происходил не с ней. Выронив из рук трубку, женщина поспешно отступила назад, заслонила ладонью лицо.

Лиходей упруго качнулся вперед, с силой обрушил разящий удар отлитого из свинца кастета в висок женщине, где под выбившейся прядкой седеющих волос трогательно пульсировала синяя жилка. Под его недрогнувшей рукой, привычной к подобным действиям, было слышно, как у сторожихи хрустнула кость, и освобожденная из вены алая кровь тугой струей брызнула на стену.

Тося несколько секунд постояла, глядя перед собой невидящим, затухающим взглядом, бледнея и качаясь, потом ноги у нее подломились, и она мягко повалилась на пол. Вокруг ее головы тотчас образовалась густая темно-красная лужица, наполняя сторожку запахом горячей крови.

Луч света фонарика переместился в сторону телефонного аппарата. Лиходей протянул руку, прислонил болтавшуюся на проводе трубку к уху. Услышав далекий встревоженный мужской голос дежурного, односложно твердившего, желающего знать, что происходит на складе, Лиходей бесцеремонно вырвал провод вместе с трубкой и в ярости бросил на пол, шарахнув с такой силой, что она разлетелась на части.

– Не твое собачье дело, – с озлобленной ухмылкой ответил он, тщательно растоптал осколки и, переступив через валявшуюся под ногами входную дверь, направился к складу, из которого подельники проворно перетаскивали товар в лодки, серыми тенями сновали между складом и рекой.

Глава 8

На исходе была вторая неделя, как пропал оперуполномоченный отдела по борьбе с бандитизмом Илья Журавлев. Ожидание любой весточки от него с каждым днем становилось все тягостнее, и даже временами случалось, что Семенов неожиданно ловил себя на мысли, что дело это напрасное и совсем безнадежное. Последние дня два он вообще не находил себе места, не зная, чем занять свободное от работы время, чтобы мыслями постоянно не возвращаться к парню, к которому успел прикипеть душой.

Сегодня днем он звонил с главпочтамта в МУР; горячась и сбиваясь, на понятном только им двоим языке докладывал