Архипка, пролетая над санями, пронзительно по разбойничьи, свистнул, отчего лошаденка испуганно дернулась, а не ожидавший такой прыти от своего конька, возница опрокинулся на спину и чуть не вывалился из розвальней. Натянув вожжи и остановив, вознамерившуюся пуститься вскачь лошаденку, мужик, поправив съехавшую на глаза шапку, испуганно огляделся по сторонам. Никого не увидев и, видимо сообразив откуда идет звук, посмотрел вверх. Увидев проплывающего над ним нашего аэронавта, вскочил на ноги и, грозя кнутом, что-то закричал.

По поведению возницы я заключил, что он наш — сосновский, иначе бы стоял разинув рот и крестился, а этот похоже матерится.

— Дядька Андрон. — хихикнула Катька. — Поехал в Кузедеевку к родне. Ишь как лается.

Мужик проследив направление полета нашего аппарата, увидел нас на склоне горы, погрозив кнутом, обматерил уже и нас. Потом сел в свои розвальни и, понужнув лошадку, отправился по своим делам.

А хулиган Архипка, подлетев к нам на хорошей скорости, приземлятся не стал. Он чиркнул валенками по снегу в опасной близости от моей тушки и снова начал набирать высоту. Я, по примеру дядьки Андрона погрозил ему кулаком, но материться не стал, все-таки рядом дамы. Хулиган сделав еще один круг, наконец приземлился, улыбаясь во весь рот.

— Ты что творишь? — подскочил к нему я. — Ты когда головой думать будешь?

Улыбка сползла с его физиономии и он недоумевающее воззрился на меня:

— А чё я такого сделал?

— Не понимаешь? — разозлился я. — Я тебе что сказал? Один круг и приземляешься. А ты? Мало того что ты два круга сделал и лошадь напугал, так ты еще чуть меня не сбил. А если бы ты с управлением не справился и в Катьку или Машку врезался. Тогда что? В общем, следующую очередь пропускаешь. И не канючь! — отрезал я, видя, что тот собирается возражать. — Главное стабильность и повторяемость результата. Иди, пока запиши, что дядька Андрон сказал.

— Зачем?

— В жизни пригодится.

— Так бумага далеко, в селе осталась.

— Вот именно. Пока ногами туда да обратно сходишь, подумаешь. В другой раз шея целее будет.

Потом обвел взором мою притихшую команду и сказал, указывая на купол параплана.

— Вот эта фигня опасная штука. Убиться на ней можно на раз-два. По-хорошему, никого из вас к параплану и близко подпускать нельзя. У вас еще детство в одном месте играет. Так вот, если вы не будете меня слушать, то я отдам эту фигню девкам на рубахи. Ясно?

Парни, потупившись, молчали, Катька с Машкой глядели на меня большими глазами, один лишь Митька ухмыльнулся и поощрительно кивнул. Я стоял и держал паузу. Наконец Архипка не выдержал:

— Ты чё, Немтырь? Понял я всё. Да и пацаны тоже.

— Летать в небе — это опасно. Сейчас вывихи и царапины, а чуть выше — кровь, переломы и смерть. Вы первые всё осваиваете. Вам потом остальных учить и книжки писать. Скоро лето и твёрдая земля. Поторопитесь — будете писать кровью, может чужой, а может и своей.

Парни и девушки притихли. Дети своего времени, они верили в Бога, и взять такой грех на душу было для них страшно.

— Вижу, что прониклись. Подумайте, успокойтесь. Следующей летит Катерина.

Катька отмерла, подошла к Архипке, взяла у него из рук наш единственный шлем и привычно стала подгонять под себя. Парни расправили купол. Я лично пристегнул девчонку к креслу и проинструктировал:

— Ты тоже поднимаешься вверх саженей на пять и планируешь по кругу до дороги и обратно. Ясно?

Та блеснула глазами из — под надвинутого по самые брови шлема и кивнула. Я хлопнул её по ватному плечу:

— Вперёд!

Проследив за разбегом и подъемом нашей пилотессы, сказал, обращаясь, к дожидавшимся свой очереди, пацанам:

— Смотрите внимательно, как Катька управляет парапланом и мотайте на ус. А так же смотрите, как летает этот обормот. — указал я на Архипку, который уже забыл, что надо идти и записывать особо яркие обороты возницы.

— А ты сильно не надувайся и тоже учись, а то загордишься и они тебя обгонят. — это я польщенному похвалой Белому.

Катька прошлась по кругу почти идеально, но когда подплыла к нам, неожиданный порыв ветра подбросил её вверх. У меня ёкнуло сердце, но девчонка справилась, довольно удачно приземлилась и грамотно погасила купол. Я выдохнул. Всё-таки я за неё боюсь, но отказать ей в полетах не могу.

В этот раз Платоха, Антон и я отболтались на привязи вполне успешно. Я даже разрешил солидному мужичку Платошке один раз попробовать себя в свободном полете, что тот проделал вполне сносно. Хотя и не смог до конца сохранить высоту и приземлился метрах в тридцати ниже. Пришлось нам, увязая в снегу почти по пояс, тащить наверх наш недосамолет. Архипка правда предложил не тащить параплан вверх, а разрешить ему стартовать отсюда. Он уверял, что сможет набрать высоту и приземлиться на вытоптанный нами участок.

— Поздно сообразил. — сказал я. — Давай тащи теперь до конца. Да и очередь не твоя.

— Немтырь. — опять заканючил Антоха. — давай я тоже без веревки полечу.

Я посмотрел на него с сомнением, но поскольку мне самому хотелось испытать себя в свободном полете, то решил пусть попробует. Держится то он в воздухе достаточно уверенно.

— Ладно. — согласился я. — Только смотри резко ручки не дергай, а то хлопнешься, как я в прошлый раз.

Обрадованный Антоха, быстренько надел шлем, пристегнулся и вполне прилично взлетел. Набрал высоту и пошел по кругу, но, как и Платошка, начал терять высоту и похоже немного задергался. В метрах семи от земли завалил купол на бок и скрылся вместе с креслом в глубоком сугробе.

Катька с Машкой громко ойкнули, а я уже несся вниз, матерясь и проклиная свою мягкотелость. За мной увязая в снегу бежали пацаны во главе с Митькой Мы еще не пробежали и полдороги до места падения нашего незадачливого аэронавта, как из сугроба показалась залепленная снегом фигура с сияющим лицом и издавшая победный вопль.

Первым и самым большим моим желанием, когда я подбежал к нему, это было заехать ему в ухо. Но я сдержался и стал осматривать и ощупывать пострадавшего. Тот удивленно на меня таращился и вопрошал:

— Ты чего, Немтырь?

Я сунул под нос удивленному Антохе два пальца и спросил:

— Сколько пальцев?

Пацан не мог понять