Шрифт:
Закладка:
"Да как же они могли?!", раз за разом, как заевшая пластинка, крутился вопрос в голове Андрея, раздавленного ОЖИВШИМ ВОСПОМИНАНИЕМ, как обрушившимся на голову каменным валуном, – "как она могла, после того, как меня в тарелку со своим дерьмом ткнула, сюсюкаться со мной?! А папа?! Почему он мне ничего не сказал?", – вспомнив "убегающий" взгляд Юрия Венедиктовича в то утро, и его робкие попытки решительно пресечённые мачехой, ответил сам себе, – "он испугался. Он её тогда конкретно "разукрасил", и если бы она на него заявление написала, то не посмотрели бы, что он и сам начальник в ментовке."
Кое как проковыляв одну остановку и понимая что сил, одолеть, пройти ещё три оставшиеся до дома, нет никаких, Андрей притулился у столба ожидая нужный ему автобус. Дождавшись и втиснувшись в "приготовляющийся" к часу пик транспорт, пошарил в кармане осенней куртки отыскивая проездной.
– Бабушка! Это несправедливо! Это гадко! – раздалось прямо за спиной Наташкино всхлипывание.
– Наташа, перестань! – раздался в ответ астматически хриплый, прокуренный голос "бронебойной" поэтессы, – ревёшь и ревёшь всю дорогу, ну сколько уже можно?
"Поздороваться?", – мелькнуло в голове у Андрея, – "подойти к ним? А нет. Ну его нафиг. Чтобы Наташка разревелась, так это не знаю чего произойти должно", – подумалось при воспоминании о жёстком нраве дальней родственницы, "хрен знает сколькиюродной" сестры, – "да и Нонна Васильевна сейчас как "заговорит", как пристанет со своими расспросами, что да как, так и свою остановку проедешь, а я и так опоздал…, как-то безвозвратно опоздал…"
– Ну что? Ну что ты, моя милая, никак не успокоишься? – низким, тихим басом заурчал голос Наташкиной бабушки.
– Бабушка, но я ведь лучше, намного лучше Ленки сыграла! – опять захлюпала носом насмерть обиженная девушка.
– Лучше, намного лучше, – почти шёпотом согласилась Нонна Васильевна.
– Так я почему же…
– Ох, родненькая моя… – вздохнула бабушка тяжко, через силу, – тебе же Альберт Львович всё объяснил, при мне, ну сколько можно? Ты же понимаешь, что кроме виртуозной игры, поверх инструмента, должно красоваться симпатичное личико. А у нас что? Что мы имеем? А то, что досталось по наследству от пап, мам, дедушек и бабушек, то и имеем. Поэтому, мы с твоей мамой, тебе "всю дорогу", с самого первого класса "музыкалки" талдычили, не напрягайся, всё равно тебе никогда Первой Скрипкой не быть, как бы ты не старалась. Хоть бы ты, как Паганини научилась играть, а всё равно, зрители, и "ответственные лица" конечно же, желают видеть пиликающую на скрипке КРАСОТУ! Что разве не так? И не мычи как корова надоенная, не протестуй, не хочешь в последних рядах сидеть в оркестре, пойдёшь к маме работать, в бухгалтерию. Там внешность никакого значения не имеет, с деньгами мы все красивые.
– Но ведь Альберт Львович…
– Что Альберт Львович? – грозно оборвала слабое попискивание прошедшая "крым и рым" женщина, – твой Альберт Львович, педераст, поэтому ему "до фонаря" твоя внешность, вот если б ты была мальчиком, то он бы тебе тоже самое сказал…
Невольно подслушивающий разговор Андрей потихоньку выскользнул в открывшиеся двери автобуса.
Еле передвигая ноги, придавленный грузом прежде начисто забытого, разрушающего душу воспоминания, Андрей добрёл до своего дома.
"Уехали", – подумал подходя к подъезду и не находя взглядом служебной отцовской "волги".
Поднявшись пешком на свой этаж, из-за почему-то неработающего лифта, зашёл в незнакомо пустую, и как ему показалось давно опустевшую, квартиру, еле переставляя ноги, как больной придерживаясь за стены, добрёл до своей комнаты и рухнул на кровать, не раздеваясь.
ОНА пришла к нему во сне совершенно явственно, не так как ранее приходившие до неё "партнёрши", появлявшиеся в сонных видениях смутно и неощущаемо, оставляя после себя как напоминание о "сладком визите" мокрое пятно поллюции на просторных семейных трусах.
[Андрей лежал на спине абсолютно голый в кромешной темноте время от времени разрываемой какими-то то розовыми, то синими вспышками. Обездвиженные ноги его казалось были запечатаны в тёплое тесто, укутаны им. И спина, спина тоже "прилипла" к чему-то тёплому и послушно мягкому. Свободно двигались только голова и руки.
"Всё-таки у меня это получилось!" – раздался в голове нежный голосок прерываемый торжествующим смехом, – "всё-таки, я смогла, заполучила тебя, хоть и ненадолго, но наколдовала тебя в мою полную и нераздельную собственность!"
"Кто ты?" – помотал головой Андрей, чтобы уловить взглядом серебристо смеющийся объект, игриво мелькающий, проявляющийся в сиреневых сполохах.
"А что? Ты меня не узнал?" – на мгновение осветилось прямо перед глазами подростка юное девичье, неправдоподобно красивое личико, – "ты же меня уже видел, и я тебе очень и очень понравилась!"
С тягостно сладким напряжением внизу живота, Андрей вспомнил увиденную накануне, в укромном уголке школьного двора, в тесном кругу одноклассников, неведомо как попавшую к ним японскую порнографическую картинку, которую он еле дождавшись своей очереди, чтобы взяв её в руки внимательно, без очков, рассмотреть, пожирал взглядом как сказочный деликатес.
"Вспомнил! Вспомнил! Ах, как я рада! Как рада! Теперь ты мой и только мой! Пусть только здесь и сейчас, но всё равно МОЙ!" – вновь вспыхнувший мгновенный свет осветил обнажённую тоненькую полудетскую фигурку и смеющееся личико с коротко стриженными чёрными волосами. "Девушка" пробежала взглядом по "приобретённому" на недолгое время в собственность мужскому телу и ахнув уткнулась раскосыми глазищами в возбуждённый до одеревенения член Андрея, нежные пальчики прикоснулись к нему и мимоходом поласкав судорожно задрожавший орган, исчезли:
"Ах! Ах! Что же я наделала! – раздался в голове Андрея, идущий из кромешной темноты, игривый смешок, – "разве такой огромный хуище поместится в мою маленькую писечку?… Как же быть? Отказаться?… Нет! Ни в коем случае! Ведь он такой красивый!"
Во вновь разодравшей темноту вспышке, приподнявший голову Андрей и увидел, и почувствовал приникшую к низу его живота прекрасную женскую головку, покрывающую бесчисленными поцелуями его пульсирующий, казалось чуть-чуть не разрывающийся от напряжения член. Не в силах больше сдерживаться, ощущая себя вдруг каким-то сильным, взрослым и могучим, половозрелый юноша схватил, стиснув мёртвой хваткой девичью руку чуть повыше локтя, и потянул охнувшую и заплакавшую от боли "японскую принцессу" к себе. Удерживая её правой рукой, свободной левой ладонью обхватил в горсть полудетскую грудь. Девушка не переставая плакать истомно застонала. Не понимая, не осознавая, что он делает и зачем, Андрей нащупал пальцами маленький отвердевший сосок и начал сильно тискать его, мять как кусочек розового пластилина.
"О, да!!!" – взорвался в
