class="p1">Но почему же Энцо Феррари, этот Ришелье автоспорта, вынашивает столь коварные замыслы, чтобы испортить гонку лидеру своей команды, чемпиону мира? Фанхио знает ответ: во-первых, Феррари хочет доказать, что его машины выиграют, даже если пилотировать их будет не чемпион мира. А во-вторых, Феррари хочет, чтобы чемпионом мира стал Питер Коллинз, так как это позволит выйти на английский рынок – аргентинский в тот момент закрыт для импорта. Отвечать на эти безумные инсинуации по поводу моего макиавеллиевского плана я не буду просто потому, что не хочу становиться предметом насмешек, но по второму пункту не могу не высказаться. Точнее, напомню про три эпизода. В том же сезоне-1956 Фанхио выиграл Гран-при Аргентины благодаря тому, что Муссо отдал ему свою машину. На Гран-при Монако Мануэль стал жаловаться на работу подвески, взял автомобиль Коллинза и пришел к финишу вторым. На Гран-при Монцы он снова воспользовался Ferrari Коллинза – хотя британец на тот момент лидировал – и завоевал титул. Для победы Фанхио своими результатами пожертвовали и Муссо, и Коллинз. Конечно, с моего согласия. Если бы британец дважды не давал Мануэлю свой автомобиль, то чемпионом мира в тот год – и заслуженно – стал бы он сам! И Муссо, и Коллинз погибли, так и не осуществив свою мечту. По моему мнению, довольно смело и цинично называть себя «изгоем Ferrari», как делает это Фанхио, и забывать о жертве своих товарищей по команде.

Что мне сказать? Фанхио был великим пилотом, страдающим манией преследования. И подозрения он питал не только в отношении меня. Вспомните, что он говорил: мол, в одной из гонок Виллорези намеренно уводил машину в занос, чтобы сбить Фанхио и расчистить путь к победе своему другу, Аскари. В следующий раз Мануэль обвинил механиков Alfa в том, что они не долили ему бензина, чтобы он не смог обыграть Нино Фарину. Неудачи в других гонках – на «Нюрбургринге», в Сильверстоуне – Мануэль оправдывает плохой настройкой машины. В своей мании преследования он наконец доходит до абсурда: накануне Гран-при Монако 1957 года, по словам Фанхио, ему в отель доставили надушенную визитку с ключом от номера «восхитительной парижской киноактрисы, безумно популярной в данный момент». Он не поддается искушению, ложится спать и на следующий день побеждает. Замечательно, прекрасный поступок чемпиона, который, как всем известно, отличается кристальной честностью и неподкупностью. Но, разумеется, Фанхио сразу же понимает: это был коварный план его недоброжелателей! Он думает об этом, говорит и пишет; точнее, заставляет других писать, как всегда и делал. В том году он участвовал в гонках на Maserati, и фактически единственным его соперником была Ferrari. Сразу ясно, кто мог придумать все эти гнусные махинации…

Странный человек. На некоторые из его обвинений я в этой книге должен был ответить, однако делаю это с улыбкой, не тая обиды. И несмотря ни на что, по-прежнему считаю его великим гонщиком. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, появится ли в Ferrari еще один пилот, который отличался бы такой фантастической стабильностью. Мануэль никогда не стремился хранить верность одной команде. Прекрасно осознавая, насколько он талантлив, Фанхио часто менял их в надежде иметь на каждый сезон лучшую машину из возможных, и это позволило ему одержать много славных побед. Мануэль всегда ставил свой эгоизм – законный, естественный – выше, чем преданность, которая заставляла других гонщиков оставаться с командой и в хорошие, и в плохие времена. Кроме того, если гонка не получалась, Фанхио не сдавался и продолжал бороться – хотя бы за то, чтобы просто финишировать и получить хоть какие-нибудь очки.

Мы снова встретились с ним в 1968 году. Он приехал ко мне как организатор новой Temporada argentina[89], от имени YPF[90] – аргентинского аналога итальянского гиганта Agip[91]. А еще предложил мне опробовать новую машину, Torino, с которой аргентинцы пытались вернуться в автоспорт в качестве производителей, возрождая славные начинания 1950-х. Название («Турин») ей дали в честь Пининфарины[92], разработавшего дизайн. Мы позавтракали, а потом он отвел меня в сторонку и сказал: «Я больше не женат, и все вижу в ином – совсем ином – свете, чем много лет назад». Чтобы произнести эти слова, нужно большое мужество. Фанхио проявил благородство, и мне было приятно сознавать, что мы снова стали друзьями. С тех пор мы виделись несколько раз, и даже в этом году после Гран-при Монако Мануэль заехал в Маранелло. У него есть сын, который старается дотянуться до славы отца в автоспорте, но пока не слишком успешно[93]. Мануэль, несколько лет назад перенесший сердечный приступ, сейчас живет в Буэнос-Айресе. И на каждом мероприятии, связанном с автогонками, в Аргентине его встречают так, как положено приветствовать единственного в истории пятикратного чемпиона мира[94].

Уже не раз в этой книге я упоминал Питера Коллинза, которого глубоко уважаю и как гонщика, и как человека. Чтобы показать его моральные качества, достаточно вспомнить 1956 год. Ситуация в чемпионате мира развивалась так, что было возможно предопределить победителя. Я позвонил Питеру и сказал: «Хочу узнать твое мнение. Я не прошу тебя отказаться от борьбы за чемпионство в пользу Фанхио. Я сам был гонщиком и все понимаю. Но сейчас, когда нам надо делать выбор, хочу узнать, что ты обо всем этом думаешь». Ни минуты не сомневаясь, Питер ответил: «В моем возрасте было бы слишком самонадеянно ставить перед собой такие цели. Мне всего двадцать пять. Впереди у меня много времени. А Фанхио должен стать чемпионом еще раз, потому что заслуживает этого, и я в любой момент готов отдать ему свою машину». К сожалению, времени у Коллинза оказалось немного. Через два года он погиб на «Нюрбургринге», показывая на сложнейшей трассе в дуэли с Тони Бруксом высший класс[95].

Невысокий, крепкий симпатичный парень. А то, что он хороший человек, было написано у него на лице. Питер обожал и гоняться, и копаться в машине, причем отлично разбирался и в том и в другом. Его отец владел автомастерской и занимался перевозкой крупных грузов. Коллинз был из тех, кто после первого же круга на новой машине мог с точностью назвать, при каких оборотах двигатель развивает максимальную мощность, при каких – максимальный крутящий момент, когда лучше переключать передачи и так далее. В общем, был с машиной одним целым. Мастерством Коллинза восхищался сам Мосс и очень хотел, чтобы именно Питер был его напарником на «Тарга Флорио». Та гонка благодаря их экипажу получилась незабываемой[96].

Вскоре после перехода в нашу команду Питер решил жениться. Во Флориде он познакомился с красивой, стройной, изящной белокурой разведенной американкой, которая играла в театре и снималась в кино с Орсоном Уэллсом[97]. На самом деле они уже виделись – за год до этого, в Монте-Карло, но тогда Питер не обратил на Луизу внимания. Она оказалась типичной подругой гонщика в боксах, о которых я напишу дальше. Американка его совершенно очаровала, и за время короткой поездки во Флориду решение было принято. Питер сообщил отцу и женился. Страсть к гонкам, мастерство и талант никуда не делись, и Коллинз продолжал выступать неплохо, но от спокойного веселого парня не осталось и следа: друзья поговаривали, что Америка лишила его сна. Помню нашу последнюю встречу. Перед отъездом в Нюрбург я пожал ему руку, посмотрел в глаза и почувствовал невероятную грусть. Потом вернулся в свой кабинет и спросил себя: неужели