а они, твари, в период развала федерации взяли и предъявили свои «исконные» права. Теперь их НАТО защищает. Так вот у этих, которые из Азии к нам лезут, аппетиты куда больше. А ведь они в начале девяностых в своих кишлачных республиках орали: «Русские – в Рязань, татары – в Казань!» Самая слабая и опасная черта характера у россиян – это близорукое благодушие, которое мы называем бескорыстной добродетелью. Только и успеваем просирать всё заработанное веками и подставлять рожу после каждой оплеухи от своих же соседей и якобы друзей.

– Да, грустно говорите, товарищ сержант, – ответил на сказанное Арсений. – Неужели у нас так и нет друзей в мире?

– Затёрто звучит, но факт остаётся фактом. Только Российская армия и четырёхкратный Военно-морской флот.

– И ещё войска радиационной, химической и бактериологической защиты, – прозвучал голос Рейнера, который так и не смог заснуть.

За стеной выл ветер. В пламени костра потрескивали дрова. Молчали, размышляя о сказанном и каждый о своём.

– Как думаете, война долго ещё будет длиться? – вдруг послышался голос Бомбалелло. – Мне бы диплом успеть получить. Поеду в Россию, на работу устраиваться.

– А тут нет работы? – спросил Гоша. – Вон сколько у вас разрушено. Строителям самое место здесь.

– Пока до этого дойдёт! А если и дойдёт, то не про нашу честь. Опять узбеков нагонят, как до войны четырнадцатого. Я на стройку не пойду. Меня тётка в Воронеже в торговый центр обещала устроить менеджером.

– Вот это поворот! – удивлённо произнёс Рейнер и поднял голову, уставившись в лицо Андрею Кибало. – А зачем же ты на строителя учился? Там же наука серьёзная!

– Да какая там наука?! – воскликнул тут же Чалый. – Одна фанаберия и спесивый гонор! Сейчас нигде ничему не учат. Можно прийти два раза в институт: заплатить в кассу за «обучение» и потом ещё забрать корочку. Именно «корочку», а не диплом об образовании.

Рейнер устроился поудобнее, и на лице у него нарисовался интерес к поднятой теме.

– Я вот уже слышал по телевизору или по радио, как кто-то так жёстко критиковал нашу систему образования, что я прямо-таки даже испереживался. На самом деле так хреново, Альберт Асфанович?

– Не то слово, дружище, просто очень тяжёлый случай!

– А как же «самое лучшее образование в мире»?

– Это когда было? При Советском Союзе! А теперь, видишь ли, пришёл как-то один хрен с бугра на должность министра образования и говорит: мол, если раньше в СССР готовили «человека-созидателя», то в современных реалиях нам на хрен в стране такой труженик не нужен. Нам, говорит, теперь необходимо учить «квалифицированных потребителей». Вот, сука, так и ляпнул с самой высокой трибуны!

– А президент?

– А он его и привёл на эту должность. У нас ведь как в стране-то? Если видят, что главный одобряет, то и всем лизоблюдам так и хочется ещё больше одобрить даже самую гнилую и никчёмную идею… Вот так наше «самое лучшее» превратилось в фикцию. Как результат: ни тебе рабочих с умелыми руками, ни тебе инженеров с думающими головами, ни тебе квалификации, ни тебе профессионализма. Сегодня в системе образования России нравственность будущих поколений воспитывается на примитивности и вульгарности, безразличии и часто элементарном непрофессионализме. В результате получаются люди нового потребительского типа: пустые, алчные, злобные и жестокие. Они даже в институты поступают не для того, чтобы потом что-то создавать, а где больше бабла хапнуть и ничего не делать. А работают пусть кишлачники, которым научно-технический прогресс не нужен на простейших работах за три копейки, где и обезьяна справится. Где же место российскому мужику? Кукиш с хреном и в лучшем случае вахта на Крайнем Севере. Да и работа там не столько обогащает рабочего, сколько сокращает его жизненный путь.

– Если эта война затянется, то кто же потом экономику поднимать будет?

– Если кончатся узбеки, приедут негры. Грустно, но так и будет. Это, брат, история показывает. Ты на Европу глянь… Вот то-то и оно…

Тут снова оживился Бомбалелло:

– Ну так скажите кто-нибудь: война скоро закончится?

– Когда заваривается война, люди обычно говорят: «Ну, это не может продлиться долго, слишком это глупо». И действительно, война – это и впрямь слишком глупо, что, впрочем, не мешает ей длиться долго, – подытожил разговор философским опусом Рейнер и натянул капюшон спальника на голову

Сухие дрова трещали в разгоравшемся пламени костра, обдававшего жаром спящих вокруг солдат, а за стенкой занятого ими ангара порывами поднимался весенний ветер, несущий тепло и новую жизнь на смену несправедливо задержавшейся зиме.

* * *

Наутро было объявлено о бане… Парням из донецкого корпуса, оказавшимся на позиции с российскими контрактниками, просто повезло. Они и мечтать не могли, что в полевых условиях будет возможность просто помыться целиком с горячей водой. Необычным было увидеть и саму полевую баню, представлявшую собой комплекс из трёх КамАЗов, плотно стоявших друг к другу и соединённых между собой различными шлангами. Крайняя машина справа, как оказалось, была раздевалкой, где могли свободно разместиться человек двадцать. В корпусе кузова средней машины размещалась душевая на столько же персон. Машина с левого края выполняла функции насосной станции и котельной, подававшей пар и горячую воду. Как таковой привычной парилки не было, как не было и веников, но солдаты после помывки под горячим душем выходили румяными и распаренными, будто побывали в жаркой русской бане.

До группы Рейнера очередь на помывку не дошла, так как поступил приказ выдвигаться в полной выкладке на выручку попавшим в окружение донецким резервистам. Колонна из двух танков, двух «мотолыг» и десанта на броне в составе неполного взвода гранатомётчиков и автоматчиков отправилась в сторону Харькова. По переданной из

штаба донбасского полка информации, в посёлке городского типа Ольховка подверглись нападению две роты третьего батальона. Боевая стрельба была слышна ещё с утра, но пока разобрались, в чём дело, времени ушло много, и ничего другого не оставалось, как срочно просить мобильную группу российских мотострелков прийти на помощь союзникам..

Вернулись парни через четыре часа, когда «банный комплекс» успел убыть в расположение соседнего танкового полка.

– Ну вот, опять не помылся, – с досадой произнёс самый молодой из команды Рейнера, кучерявый Руслан, прикомандированный из Таманской дивизии. – Когда теперь следующая баня приедет?

Руслан был призван лишь за три месяца до начала операции, но, не дожидаясь приглашения, сразу после курса молодого бойца пожелал заключить контракт с армией. Он уже успел побывать в жёсткой перестрелке с украинскими пограничниками ещё 24 февраля и по праву мог считаться бывалым воином.

– Ладно, не бухти. Молись, что живыми вылезли из этой Ольховки, –