Воин мой, правда, потерял не только инициативу, но и разум: решил меня разыграть.

Ещё раз рыкнул, прямо-таки по звериному, и уставился мне за спину выпученными глазами.

Ну, не на того напал. Оборачиваться на: «Ой, что у тебя сзади» — слишком древний развод.

Однако воин был не одинок в своём удивлении. Остальные тоже заинтересовались, «что у меня за спиной», стали перешёптываться. Потом расступились, а Ичин прекратил своё шаманское нахаживание вокруг костра, и его бубен смолк.

Сзади меня схватили за плечи сразу несколько рук и потащили вбок от костра. А тот, что напал — попятился сам.

И только тогда я всё-таки оглянулся.

По лагерю, со стороны, куда уходила охотничья тропа, шёл здоровенный матёрый ирбис — снежный барс.

Его серебристо-серая шуба искрилась и… то ли бликовала, то ли слегка просвечивала в лучах восходящего солнца.

— Красавчик! — вырвалось у меня.

Барс остановился. Посмотрел с ленивым кошачьим интересом на меня, потом на волка, мешком лежащего возле костра.

Я тоже покосился на раненого зверя, безвольно ткнувшегося мордой в траву. Похоже, что всё, конц. Бедный волчара.

Прости, брат, кажется, я не успел. Ну, хоть кота пощупаю за фаберже: настоящий он или вроде голограммы?

Ходит тут, понимаешь… Может, это порода такая, светящаяся? Или всё-таки призрак, и его вызвал Ичин своим бубном?

Я читал, что камлание шамана может погрузить в транс и его самого, и тех, кто с ним рядом.

В советские времена в одном из алтайских сёл попытались как-то пригласить шамана выступить в клубе. Он приехал. Попрыгал, постучал в бубен и уехал. А все зрители впали в транс. Так и сидели в клубе целые сутки. И пришлось звать шамана в ещё раз, чтобы привести их в чувство.

Так, может, и нас сейчас заморочил Ичин? А сон в лесу, где мне привиделся барс — так это, наверное, кама навела на меня морок!

И всё-таки оставался ещё медведь. Обвал, допустим, был совпадением. Но были и совсем не призрачные трупы найманов терия Вердена!

Я медленно положил на траву меч, шагнул к барсу.

Большой кот ждал. Я потихонечку приближался, стараясь не делать резких движений.

Воины, что стояли рядом, кажется, перестали даже дышать. Стало так тихо, что я услышал за спиной треск разгорающегося костра.

Запястья невыносимо зачесались, и я осторожно потёр их, не отрывая глаз от морды зверя. Говорят, что нельзя пристально смотреть в глаза хищнику — вот только я видел, что это его и держит сейчас, крепче аркана. Я «поймал» его глазами. И боялся упустить.

Ещё три шага. Ещё два. Шаг!

Огромный кот, чуть подался назад. Посмотрел на меня, словно бы усмехаясь в усы.

Я не удержался — протянул руку, в попытке коснуться пушистой шерсти… Зря.

Барс осел на задние лапы. Перепрыгнул сразу и через меня, и через костёр. И исчез.

Всё-таки призрак? Или это какая-то шаманская магия? Глаза мне отвели, что ли? Зверь был совершенно как настоящий! Я же подобрался к нему почти вплотную, каждую шерстинку видел!

— Ирбис! — восхищённо выдохнул кто-то из молодых воинов.

И зашелестело тихое:

— Ирбис, ты видел, да?

— Ирбис!

— Он не прошёл обряд! — возразил возмущённый, но одинокий голос.

Я обернулся. Протестовал не тот воин, что напал на меня с мечом. Интересненько.

Меч, что дал мне приятель, остался лежать там, где я его и положил. В два прыжка я сумею за ним вернуться.

— Посмотри на его руки, — негромко, но веско бросил Ичин. — Он уже воин! И дух барса пришёл сюда, чтобы подтвердить это. Кто ты такой, Ыйген, чтобы решать тут за всех?

Воин молча насупился. А вот тот, что дрался со мной на мечах, возмущённо засопел, потянул из ножен меч, а шея его опять налилась кровью.

— Успокойся, а то тебя удар хватит! — огрызнулся я и поскрёб ногтями чешущееся запястье.

На руках снова выступил кольцевой узор. Он стал ярче и даже немного светился.

Интересно, если появляется барс, значит, скоро у меня на руке выступит и его морда? Или барс — это хитрые шаманские игры, а моя «метка» будет с мордой медведя?

Не, ну я чумной. Разве призрачный медведь реальнее призрака барса?

Воин, что дрался со мной, посопел ещё, посмотрел на молодёжь — она явно была на моей стороне, и со стуком вбросил меч в деревянные ножны.

А я подошёл к волку, безвольно лежащему на траве.

Какая подлая тварь ударила зверя мечом? Тот воин, что бросился на меня? Но лезвие его меча было чистым. Значит, в ход пошёл нож?

Я начал переворачивать тушку зверя, чтобы глянуть, что там за рана — от меча или от ножа?

Он был крупнее волков моего родного мира, но гораздо меньше тех, на которых летали здешние воины. И окрас у него был немного плебейский, собачий какой-то.

Тушка оказалась тяжёлая. Я поднатужился, толкнул посильнее, и зверь сдавленно застонал.

Живой! Ах ты ж, мать твою!

— Помогите! — я обернулся к воинам. — Рану надо зашить и перевязать!

— Обряд не закончен, — строго сказал Ичин. — Знаки показывают нам, что ты — воин. Но огонь не принял тебя. Нужен обряд очищения. И твоё воинское имя тоже должно быть очищено. Ты помнишь своё воинское имя?

Я обвёл глазами воинов. На этот раз возражений не возникло ни у кого. Видимо, события начали приобретать предсказуемый оборот. Но имя?

Вот я попал. У Кая, наверное, было уже воинское имя? Или нет?

Наверное, нет. Майа что-то говорила про то, что он всего лишь помогал отцу.

А вот у Камая воинское имя имелось точно: мои руки и всё моё тело ощущали последствия очень серьёзных упражнений с оружием.

Могу ли я сейчас сделать вид, что вспомнил воинское имя, не помня настоящего?

Что для шамана важнее — память Кая или память его тела — неведомого юного воина появившегося непонятно откуда?

Но… Если на моих руках выступили воинские знаки Камая и их признали здесь, значит, и имя должно быть его. Имени этого я не знаю, но и шаман не знает.

Ну что ж, обойдусь своим. Уж позывной-то у меня есть. А врать лишнего, да забыть потом, что наврал…

— Кесарь, — сказал я. — Моё воинское имя — Кесарь.

Привычные звуки позывного прозвучали странно. Губам Камая чужие звуки оказались непривычны, я не смог выговорить, как надо.