Шрифт:
Закладка:
Едва за Беллой закрылась дверь, поведение мисс Мьюр сильно изменилось, она сжала кулаки и яростно процедила сквозь зубы:
– Если только женский разум и воля имеют силу, то вторичное фиаско я не потерплю!
Миг она стояла не шевелясь, а на лице ярость сменилась презрением; затем девушка стиснула кулаки, словно угрожая какому-то невидимому врагу, а уже в следующую минуту она засмеялась, пожала плечами и вполголоса произнесла:
– О да, заключительная сцена будет даже лучше сцены первой. Mon dieu[11], как же я устала! Как же голодна!
Мисс Мьюр опустилась на колени перед небольшим чемоданчиком, который вмещал все ее пожитки, открыла его, извлекла фляжку и стаканчик и налила себе крепкий ароматный напиток. Сидя прямо на полу, покрытом ковром, она смаковала напиток; лицо ее было задумчиво, но взгляд живо осматривал каждый уголок в комнате, не упуская ни малейшей детали.
– Неплохие декорации! Тут есть где развернуться, а сложность задачи меня только раззадоривает. Merci, мой старый друг. По крайней мере, у тебя я научилась отваге, а что до остального… Итак, занавес опущен, и на несколько часов я могу стать самой собой, хотя я не уверена, что актрисы когда-нибудь прекращают играть роли.
Не поднимаясь, мисс Мьюр отколола накладные длинные, пышные косы, ранее убранные в высокую прическу, стерла с лица румяна, вынула изо рта несколько жемчужных зубов, сняла платье – и предстала той, кем была на самом деле, а именно изможденной, потасканной и угрюмой женщиной тридцати лет отроду. Метаморфоза потрясла бы всякого, тем более что происходила не столько из-за удаления бутафории вроде накладных кос и прочего, сколько от смены выражения лица. В отсутствии свидетелей подвижные черты мисс Мьюр приняли естественную для нее озлобленную и усталую гримасу. Когда-то мисс Мьюр была прелестна, весела, нежна и невинна; но ничего из этого не осталось в унылой женщине, что, сидя на полу, возвращалась мыслями к несправедливости некогда с нею свершенной, к утратам или разочарованиям, что омрачили ее жизнь. Так прошел час; мисс Мьюр, забывшись, то теребила один из немногих сохранившихся у нее локонов, то подносила к губам стакан, словно адский напиток согревал ее холодную кровь. Внезапно она приспустила сорочку и посмотрела на грудь, на жуткий шрам, который только-только затянулся. Наконец мисс Мьюр встала и проковыляла к кровати с видом человека, страдающего от физической усталости и душевной боли.
Глава II
Хорошее начало
Когда назавтра мисс Мьюр покидала свою комнату, во всем доме подняться успели только горничные. Почти бесшумно девушка прошла в сад. Со стороны казалось, что интересуют ее исключительно цветы; на самом деле, быстрый взгляд живо оценил и добротность старого дома, и живописность окрестностей.
«Недурно, – сказала про себя мисс Мьюр и, входя парк, который граничил с садом, добавила: – Однако второй особняк может превзойти первый, а мне нужно самое лучшее».
Ускорив шаг, она вышла на широкую зеленую лужайку перед старинным особняком, в котором в одиночестве и роскоши жил сэр Джон Ковентри. Это было величественное здание, окруженное дубовой рощей, с прекрасным садом, за которым тщательно ухаживали, солнечными террасами, резными фронтонами, просторными комнатами, слугами в ливреях и другой всевозможной роскошью, присущей старинному семейному гнезду богатой и уважаемой семьи.
Чем дальше шла мисс Мьюр, тем ярче блестели ее глаза; поступь сама собою делалась увереннее, осанка горделивее; наконец губы раскрылись в улыбке. Она улыбалась как человек, довольный перспективами своего начинания, почти уверенный, что скоро исполнится заветная мечта. Внезапно мисс Мьюр полностью преобразилась, она сняла шляпу и всплеснула руками, не в силах сдержаться от девичьего восторга, словно говоря: «Да разве истинный любитель прекрасного останется равнодушен к такой прелести?» А скоро явилась причина стремительной метаморфозы – ею был бодрый и представительный джентльмен лет пятидесяти пяти. Он вышел в парк через калитку и, увидав юное создание, остановился, желая понаблюдать за ним. Впрочем, времени ему не дали. Едва джентльмен скользнул взглядом по незнакомке, как она, вздрогнув, произнесла смущенное «Ах!» и замерла, не зная, как поступить – заговорить или обратиться в бегство.
Галантный сэр Джон снял шляпу и со старомодной, очень ему шедшей учтивостью произнес:
– Прошу простить меня, юная леди, кажется, я вас напугал. Если позволите, я искуплю свою вину тем, что предложу вам совместную прогулку, во время которой вы сможете нарвать любых цветов, какие только вам приглянутся. Судя по всему, вы их обожаете, не стесняйтесь же, они все ваши.
Мисс Мьюр ответила с подкупающей девичьей робостью и безыскусностью:
– Благодарю вас, сэр! Однако извиняться надо не вам, а мне – ведь это я вторглась в чужой парк. Я никогда не решилась бы на такое, но мне сказали, что сэр Джон в отъезде, а взглянуть на его усадьбу было моей давней мечтой.
– И что же, вы удовлетворены? – с улыбкой спросил сэр Джон.
– Я больше чем удовлетворена – я очарована. Эта усадьба – прекраснейшая из всех, какие я видела на родине и за границей! – пылко ответила мисс Мьюр.
– Что ж, считайте, что Холл весьма польщен; хозяин его тоже был бы польщен, если бы слышал вас, – произнес джентльмен, как-то странно глядя на мисс Мьюр.
– Перед хозяином мне не следовало бы нахваливать Холл; по крайней мере, так свободно, как я нахваливаю его перед вами, сэр, – произнесла мисс Мьюр и отвела взгляд.
– Отчего же? – спросил сэр Джон; разговор явно занимал его.
– Мне следовало бы поостеречься. Не потому, что я боюсь сэра Джона; просто я так много слышала о его благородстве и прочих достоинствах, что прониклась к нему глубочайшим почтением. Если бы я стала хвалить Холл при сэре Джоне, он точно догадался бы, как сильно я восхищаюсь им, и…
– И, юная леди? Какое слово вы не решаетесь произнести?
– Это слово – «люблю». И я произнесу его. Сэр Джон – пожилой человек, но разве можно не любить добродетель и отвагу?
Солнечный свет падал на золотистые косы мисс Мьюр, на ее утонченное лицо и опущенные долу глаза. «Искренняя девушка, притом прехорошенькая», – решил сэр Джон. Не будучи тщеславным, он все же с удовольствием выслушал похвалы юной незнакомки, и желание выяснить, кто она такая, удвоилось в его душе. Начать расспросы сэру Джону не позволяло воспитание; смущать девушку истиной (очевидно, ей неизвестной) насчет себя самого