но он огрызался и грозил, что если я не прекращу нытьё, то может разыграться большая трагедия. Какую трагедию он туманно обещал, я до сих пор не знаю. В конце концов, я поняла, что мои старания бесполезны – ничего нельзя изменить, потому что этот образ жизни вполне осознанно выбран им самим.

Приступы эпилепсии у Вальдемара периодически повторялись и, каждый раз массируя нужные точки, я боролась с его болезнью, усмиряя тело, но он никогда даже не поблагодарил меня за это, избегая этой темы, словно её вовсе не существовало.

Однажды он попросил меня сыграть роль его невесты.

– Согласись пойти к моим родителям в гости. Я хочу пред-ставить тебя им, как мою наречённую. Я очень люблю свою маму и хочу, чтобы она порадовалась. Ей так хочется, чтобы я женился! Сделай то, о чём я прошу! Я буду очень благодарен тебе.

Говоря о своей маме, он добрел, и его лицо теплело. Любовь к маме – черта положительная, но путём лжи доставить маме радость...

– Придумай другие способы, чтобы порадовать свою маму!Ну, предположим, я приду на смотрины в качестве твоей невесты, что ты потом скажешь своей маме? Ведь ни невестой, ни женой твоей, я не стану никогда! – выпалила я по неосторожности.

Если бы я не была нужна ему в этот момент для определённой цели, то неизвестно, чем бы всё закончилось, потому что видно было, как он подавил приступ злости, но ограничился тем, что заскрежетал зубами.

Скрежет его зубов я слышала каждый день. Это означало, что он в гневе. Понимая, что силой в этом случае действовать бесполезно, и подавив в себе ярость, он долго умолял меня, прибегая к множеству аргументов, нащупывая слабую сентиментальную струну, и ему это удалось. Я согласилась.

Но что я наделала! Обрекла себя на страдания и жалость к матери, когда увидела её, довольную и сияющую от счастья, что сын, наконец, имеет невесту! Она поцеловала меня и всплакнула от радости, давая понять, что принимает в свою семью.

Терзала совесть, но я пыталась уговаривать себя в душе, что, несомненно, это святая ложь во благо. Как могла, играла я эту гнусную роль, отмалчиваясь и изумлённо слушая враньё Вальдемара, поняв вдруг до конца, каким ничтожеством он был, чувствуя себя соучастницей грязного преступления.

Все трагедии, перенесённые мною в жизни, поблёкли в тот момент перед трагедией несчастной обманутой матери.

На душе было гаденько и тоскливо, и я считала минуты пребывания в этой семье, показавшиеся мне часами. Роль отъявленного негодяя – в кино или театре – ничто по сравнению с ролью, которую мне выпало сыграть в жизни, вводя в счастливое заблуждение мать Вальдемара!

Мне стало значительно легче, когда представление было окончено, когда я оказалась на улице и с жадностью хлебнула свежий вечерний воздух.

Вальдемар стыдился взглянуть мне в глаза. Что-то от человека в нём, безусловно, осталось, если проблески элементарной совести пробудились в нём, хоть и угасли мгновенно, погашенные злостью и алкогольным голодом. Я второй раз видела этого человека почти трезвым, впервые – в тот вечер, о котором я не могла вспоминать без содрогания.

В знак благодарности и признательности за своё спасение, я подарила Вальдемару золотую цепочку с золотым католическим крестиком и уже дня три не видела этого украшения на его шее.

– Почему ты не носишь цепочку и крестик?

– Это моё дело! – зло огрызнулся он.

– Покажи, что у тебя это есть! – потребовала я. – Иначе яподумаю, что ты продал мой подарок!

Он рассвирепел, заскрипел зубами и замахнулся на меня. Его рука, сжатая в кулак, повисла в воздухе, но он, чтобы хоть на чём-то выместить накопившуюся беспричинную злобу, яростно ударил кулаком о дверной косяк. Конечно же, он продал подаренное мной золото, а вырученные деньги просто-напросто пропил. В Варшаве было бесчисленное множество ломбардов, где можно было быстро реализовать любые золотые украшения, как лом.

Вальдемар становился всё более и более агрессивен. Было невыносимо и очень рискованно жить с ним под одной крышей. Я презирала его и поделать с этим ничего не могла, настолько он был мне отвратителен. Его нутро было чёрным и гнилым и в прямом, и в переносном смысле.

«Завтра же выставлю его отсюда, если даже это будет стоить мне многого». Нервы были на пределе, и я мечтала, чтобы настало светлое послезавтра, когда я буду избавлена от необходимости вообще его видеть.

Томясь под одной крышей с Вальдемаром, я всё время боялась за содержимое своей сумочки, где за подкладкой было спрятано то, что отложила на чёрный день, и эта небольшая сумма была моей последней надеждой выжить в чужой стране. Если остаться без гроша здесь на чужбине... Я гнала подобные мысли. Доллары за подкладкой совсем не прощупывались, поэтому я оставляла сумку на виду – она постоянно лежала, будто небрежно брошенная, на серванте. Была уверенность, что он уже давно проверил её содержимое, я даже знала, когда это произошло, так как, когда я жила в экстремальных условиях, моя интуиция обострилась до возможного максимума. Конечно же, сумку можно было украсть и выпотрошить где-нибудь на улице, догадайся он... В квартире я это спрятать не могла, потому что Кристина, владея всеми ключами, улучив момент, могла беспрепятственно войти и проверить каждый закуток.

Наступило завтра, ожидаемое всю ночь, после долгого бесконечного лежания с закрытыми глазами. Прислушиваясь к каждому шороху, я отчётливо услышала, как Вальдемар пробудившись, прошлёпал в сторону ванной комнаты; по раздающимся характерным шорохам, определила, что он уже почти одет, встала, как ни в чём не бывало, чтобы закрыть за ним входную дверь, и когда, наконец, дверь захлопнулась, повернув ключ в замке, нырнула снова в кровать и, с наслаждением расслабившись, уснула.

Проснулась около двенадцати и поскорее вышла из дома, чтобы поймать Вальдемара возле магазина пана Мечислава. Соглашаясь на услуги Вальдемара в качестве сторожевого пса, я не знала, что пёс окажется кусачим, поэтому хотела отказать ему в присутствии пана Мечислава.

Вальдемар стоял в группе нескольких пьяниц у магазина. Он пребывал в своём обычном полупьяном состоянии и держал в руках бутылку с пивом.

– Вальдемар, войдём в магазин, мне нужно поговорить стобой! – обратилась я к нему.

Он появился значительно позже, наверное, допивал своё пиво; по его выражению лица было видно, что он ни о чём не догадывается. Пока он медлил, быстро сунула сумочку под прилавок и рассказала пану Мечиславу, что Вальдемар очень опасен, что я его боюсь и хочу, чтобы он