Потом всё прекратилось.

Всё одновременно закончилось, и воцарилась глубокая, неземная тишина, нарушаемая лишь судорожными вздохами Симоны и поскуливаниями Рокки. Кроме этого — ничего. Вообще ничего. В этот раз почти получилось, произнёс голос в голове Симоны. Осталось немного, они чуть не прорвались. Барьер между «здесь», и «там», совсем истончился. Но Симона понятия не имела, что всё это значит. Между здесь и где?

— Хватит, хватит, — сказала она себе. — Ты сходишь с ума.

С трудом сохраняя равновесие, Симона поднялась с пола. Тишина была всеобъемлющей — колоссальный чёрный вакуум, какой, по её представлениям, всегда существовал за краем вселенной.

Она добралась до дивана и плюхнулась на него, вытирая с лица капли пота. Трясущимися руками включила телевизор, потому что ей нужно было услышать чью-то речь, музыку — что угодно, чтобы разрушить эту стену болезненной тишины.

Да, по Си-эн-говорили, но о всяких мерзостях, мерзостях, которые лишь усиливали её психоз… потому что это, наверняка психоз — не могла же Симона слышать всё это, эти ужасные звуки разрывающейся ткани реальности.

Сообщалось, что несколько миллионов человек совершили паломничество в Калькутту, чтобы в Храме Длинной Тени дождаться явления темнокожего пророка, которого они называли просто «Посланник». В Азии и на Ближнем Востоке вспыхнули пограничные стычки. В Индокитае свирепствовала чума, в Секторе Газа лилась кровь, небо над Эфиопией затмили огромные стаи саранчи, а иранцы в полной мере признали факт обладания несколькими десятками водородных бомб, каждая из которых эквивалентна пятидесяти миллионам тонн тротила. С их помощью, посредством синхронизированного ядерного взрыва, который приведёт к тому, что называли символическим «Глазом Азатота», они вскоре «вознесутся на небеса в черных объятьях судьбы». В Восточной Европе террористическая организация, называвшая себя «Черным Братством», или «Бригадой Аль-Шаггога», сжигала христианские церкви, еврейские синагоги и мусульманские мечети, называя их «местами крайнего богохульства, которые следует искоренить, дабы очиститься, прежде чем с Темной Звезды сойдёт повелитель, и Великий Отец восстанет из затонувшей гробницы…»

— Психи, Рокки, — сказала Симона. — Мир полон психов.

Эта мысль заставила её слегка улыбнуться. Возможно ли, чтобы вся человеческая раса одновременно потеряла коллективный разум? Что вместо случайных вспышек безумия произошло глобальное помешательство? Симона говорила себе, что это весьма маловероятно, но своим словам не верила.

* * *

В тот день к её двери подошёл курьер и, тихонько постучав, заявил, что принёс посылку, за которую нужно расписаться. Он доставил ей новый ноутбук с программами для чтения с экрана. Всё казалось совершенно безобидным… вот только, пока Симона открывала дверь, её охватило чувство страха и отвращения, словно снаружи было нечто невообразимо богомерзкое. Но дверь она открыла, и тут же её охватили маниакальная паранойя и нарастающая клаустрофобия.

— Вам посылка, — сказал мужчина весьма дружелюбным голосом.

Но то была личина, ужасная личина… ибо нечто зловещее таилось под поверхностью его кожи, и Симона знала, что, если протянет руку, чтобы коснуться его лица, оно будет пупырчатым, как плоть жабы. И тут же она услышала ужасающий скрежет, доносящийся изнутри этого человека, словно крысы чавкали и копошились. Ощутила сознанием бесконечную спиральную бездну, готовую разверзнуться чёрным водоворотом. И голос — посыльного, но грубый и иссохший, нашёптывающий в голове: «она… она… она присоединилась? Углы явили ей серую пустоту? Она видела чёрного человека с рогом?», Голос эхом отдавался в голове, пока Симона не почувствовала, как по лицу струится холодный кислый пот.

— Мэм, с вами всё в порядке? — спросил курьер.

— Да, — выдохнула она, забирая свёрток дрожащими от напряжения пальцами. — Да, всё замечательно.

— Ну хорошо, если вы уверены.

Но глубоко внутри себя, наверное, на каком-то подсознательном уровне атавистического страха, Симона почувствовала, как в мужчине распахнулась безбожная вихреобразная тьма и ядовитый смрад, словно от опалённой свиной плоти, дохнул ей в лицо, и тот бесстрастный, пустой голос вновь зашептал: яви ей, яви, как было завещано в самом Горл Ниграл… пусть она всмотрится в лунную линзу и узрит изумлённо Чёрную Козу Лесов с роем младых… пусть… пусть она… приобщится к сплетающейся тьме по ту сторону…

— Слушайте, вы уверены, что с вами всё хорошо?

— Да… пожалуй, я в порядке.

Но Симона была не в порядке. Она была слепа и одинока, а из этого человека болезненными реками слизи изливалась ненасытная запредельная тьма. Симона чувствовала пыль и обжигающий ветер; её обволакивал гнилостный запах, что не был обычной вонью, но горячо дышал ей в лицо грибковым, гангренозным, почти осязаемым зловонием.

Пытаясь успокоить, доставщик потянулся и дряблой, шелушащейся рукой сжал её запястье.

Симона закричала.

Она ничего не смогла с собой поделать.

Игнорируя скулёж и рычание Рокки, Симона захлопнула дверь у курьера перед носом. Волны физиологического омерзения и невыносимого отвращения почти парализовывали, но она сумела добраться до туалета, где исторгла из себя пенистую рвоту. Скорчившись на полу ванной, широко раскрыв рот в безмолвном крике, дрожа и истекая слюной, Симона, все ещё слышала тот голос, шепчущий из неведомых глубин: уже сейчас, грань близка, оболочка Великого Белого Пространства истончается, ибо близится время схваток и родов…

* * *

Достаточно, ей-богу, достаточно.

Симона прошла на кухню и убедилась, что у Рокки достаточно еды и воды. За весь день он ни к чему не прикоснулся. Дрожа всем телом, пёс прятался под кухонным столом. Когда Симона протянула руку, чтобы его успокоить, Рокки огрызнулся. Даже собака, даже моя собака. Чувствуя себя подавленной, беззащитной и совершенно одинокой, Симона забралась в постель и попыталась заснуть. После отчаянного круга метаний и поворотов, так и случилось.

И сразу же начались сны.

К ней приближались ирреальные, искажённые фантазмы безграничных пространств; рядом перемещались монструозные, пульповидные, необъятные существа; её задевали огромные ворсистые создания. Симона взбиралась по извилистым лестницам, ведущим в никуда; и от кого-то убегала по увитым бурьяном, разрушенным улицам со множеством монолитных колонн, что на ощупь как гладкое и горячее стекло. Мир-антимир плоскостей, меняющих свои углы, где всё было мягким и скользким, подобно губчатой, склизкой ткани трупа. И всепроникающий голос, громкий и повелительный, приглашавший воссоединиться с тьмой, что ждёт нас всех в конце.

На заднем плане звучало нечто вроде зловещей, враждебной мелодии: тихая и нежная поначалу, она переросла в резкий лихорадочный звук, оглушительный диссонирующий шум: писк летучей мыши и пронзительный скрип, скрежет костей и громоподобный грохот, звучание пилы, впивающейся в стальную пластину, жужжание бензопил и скрежет напильников терзающих струны скрипок и виолончелей… всё это объединялось, создавая безумную резкую какофонию дисгармоничного