* * *

Шёл дождь. Очень холодный, очень пронзающий, но редкий дождь. Троица двигалась к машине, перепрятанной в одном из внутренних дворов. Айви всё так же молчал.

— Так что это был за правительственный проект? — Уильям ощупывал плечо и спину, на судьбу коих пришлась пара ударов. — Меня интересуют детали.

— Разве того, что я уже сказал раньше, тебе не было достаточно?

— Конечно, нет.

— «Конечно, нет», — какая напыщенность. Может, мелкий сам тебе всё расскажет? — тот молчал. — Ах, да — у него же глубокий внутренний стресс на фоне его первого убийства — того, что делает, блядь, каждый уже с пелёнок, потому что окно Овертона для убийств давным-давно прошло.

— Я, по-моему, говорил тебе заткнуться на эту тему.

— А я говорю, что власти у тебя надо мной никакой — я в любой момент могу послать наше общее соглашение.

— Тогда неудивительно, что единственные люди, терпящие тебя — это конченый ублюдок и престарелый алкаш, — в ответ раздался лишь противный низкий смех.

— Дай ему сказать… — вдруг вклинился парень. — Уверен, он знает больше меня.

— О как… Что ж… Нихрена не ожидаемо, но ладно…

— Просто рассказывай.

— Я и собирался!.. В общем, вначале эта программа была правительственной — очередной эксперимент на людях во имя демократии, — он откинул мокрые волосы назад и взглянул на небо. — Но, как ты, старпёр, помнишь, от правительства быстро ничего не осталось — только потерявшие свою власть седые мужчины да женщины с целлюлитом на боках и тремя подбородками на тупой голове. Первое десятилетие после, это всё было чем-то вроде извращенного хобби для оставшихся учёных — эксперименты: умирали испытуемые часто, а финансирования не было вообще, — завидев впереди дремлющую стаю, они свернули за угол. — Однако всё изменилось, когда несколько из одной исследовательской группы объединились с мародёрами-дебилами в Мэриленде — они предоставили им результаты своих исследований, в ходе которых, всего-ничего, смогли превратить обычного человека в высшего (знать я не знаю, как они их тогда называли). Как ты понимаешь, тупой сброд очень впечатлила перспектива получения сил и возможностей, так что они стали работать вместе. Если не вдаваться в подробности, я только что тебе описал становление Эволюции — за первые пять лет к ним примкнуло такое количество людей, отупевших от слухов о невиданной силе, что просто было страшно сказать, но…

— Но все передохли, как мухи. — Джонс рассмеялся в ответ.

— Верно. В следующую половину декады все те, что были наняты и превращены ранее, начали умирать по двум общим причинам: болезни сердца; и заражение без видимых источников — как неожиданно!.. — вскинул он руки к небу. — Разумеется, все быстро поняли, в чём была причина, но это, в большинстве своём, не оттолкнуло преданности к исследователям. Более того — большинство новичков сознательно отказалось от «силы», предлагаемой им, и начало работать исключительно из-за принадлежности к стаду — так это и стало сектой.

— Тогда получается, что Единство?..

— Именно, — он остановился и, жестом остановив попутчиков, вслушался в ночь, однако ничего не произошло. — Осознав всю опасность такой «силы», они откололись от Эволюции и основали группировки с абсолютно противоположной идеологией, где превращение — способ медленно убить неугодного им. Но мы не об этом — мы о том, что именно после массовых смертей опыты приобрели такой вид, какой имеют сейчас.

— Если всё началось в сорок втором, плюс пять-десять лет… Ты же появился в дверях Дарвина примерно тогда?

— Динь-динь — найдена «Правильная мысль», предмет эпической редкости!.. Да. И именно из-за этого я довольно много знаю. В то время, как я прошёл их проверку, второе поколение детей было уже на подходе. Помнится мне, тогда их было гораздо больше двадцати — у них не было чёткой технологической схемы, но они додумались «вывести» (хорошо, что я при этом не присутствовал) из почти-высших новых детей, предположив, что те будут обладать неким процентом симбиоза с паразитом.

— И?

— Что «И»? Или ты не видишь того, кто идёт от тебя по левую руку? Отчасти, правда. Я не особо вчитывался во всю ту научную муть, что видел в макулатуре, но речь шла о генетических изменениях в цепочке ДНК у новорождённых, — голос Ворона постепенно становился хриплым на морозе. — Плюс, их начали подвергать «испытаниям» с самого детства — в то время, когда шло развитие их организма. А, кстати, второе поколение — это «отец» Айви и его братишки. Впрочем, как и все остальные — детей начали собирать в «братьев» да «сестёр», вне зависимости от их родства — просто для того, чтобы старшие смотрели за младшими, исполняя роль нянек и внушая некую бессознательную правильность всего происходящего. Что же до меня… Все в Эволюции знали, кто я такой, или, как ты выражаешься, что я такое, а потому вместе с опытами им начали вливать и мою кровь, — Ви оглянулся. — Я же сказал, парнишка: ты — мой. И твоё поколение — третье, как я понял — является, пока что, последним.

— Зачем это Дарвину и его дружкам, если детей всё равно ничему не обучали, и они, как ты выразился, «изначально не вакцина»?

— Обучают искусству убивать и прочим наукам только самых лояльных и только после того, как выведут новое поколение — я сам учил нескольких. Зачем это Дарвину, а позже и Отцу? Как я сказал, ребята отчаянно пытаются вывести вакцину, работающую превентивно — ещё до заражения. Но они хотят её только для себя. Почему «изначально» нет? Умолчу — моё право не говорить. Скажу лишь, что это — один из их удачных экспериментов, — внутренний двор одного из двухэтажных домов, наконец, показался. — Даже, вернее, не совсем их. Если отправить Ви к Гренладнии и рассказать, каким методом проходят опыты — они больше не будут нуждаться в напыщенных ублюдках из США. И да, я сейчас это не просто из-за желания поделиться рассказывал — мотай на ус, парень, — тот непонимающим взглядом таращился на Эммета.

— Запоминай, — перевёл Уилл. — И всё же одного я понять не могу: за что ты так ненавидишь Эволюцию? Ты же был с ней…