souvenir, que me veux-tu? L’automne…» – хотя осень еще была далека… – Эту начальную строку стихотворения П. Верлена с английским названием из Э. По «Nevermore» (1866), «Воспоминание, воспоминание, чего ты хочешь от меня? Осень…», Набоков вновь приведет во второй части «Лолиты» (гл. 26) в схожем контексте. Она будет сопоставлена со стихотворением Ф. Тютчева «Есть в осени первоначальной…» (1857) и романом М. Пруста «Беглянка» (1925, под таким названием – 1954) из цикла «В поисках утраченного времени» в связи с ее ведущей темой воспоминания и с бегством возлюбленной героя: «Утратив всякую надежду выследить беглянку и ее похитителя, я вступил в новую фазу существования: я теперь пытался ухватиться за старые декорации и спасти хотя бы гербарий прошлого: “souvenir, souvenir, que me veux-tu?” Верлэновская осень звенела в воздухе, как бы хрустальном» (Набоков В. Лолита. М.: АСТ: Corpus, 2021. С. 434).

КОРОЛЕК (июль 1933; Последние новости. 1933. 23 июля). Рассказ вошел в сб. «Весна в Фиальте».

Расхождения между текстом газетной публикации и книжной версии отмечены Юрием Левингом в примечаниях к рассказу (Набоков В. Собр. соч. русского периода: В 5 т. Т. 3. С. 819–820). Как и в ряде других произведений, в этом рассказе Набоков пользуется техникой обнажения приема, служащей более общим задачам его искусства, главная тема которого, по известному замечанию В.Ф. Ходасевича, – «жизнь художника и жизнь приема в сознании художника» («О Сирине», 1937).

КРУГ (февраль 1934; Последние новости. 1934. 11, 12 марта, под названием «Рассказ»). Рассказ вошел в сб. «Весна в Фиальте».

Черновая рукопись «Круга» (автограф), тематически и сюжетно связанного с романом «Дар» (1938), озаглавлена «Деталь орнамента» и ошибочно датирована (красным карандашом – очевидно, постфактум) 1936 годом (BCA / Manuscript box. Detal’ ornamenta. Holograph draft of short story). В предисловии к английскому переводу рассказа Набоков отнес его к середине 1936 г., к завершающей стадии работы над романом, в то время как «Деталь орнамента» относится к ранней стадии сочинения «Дара», о чем Набоков писал Р.Н. Гринбергу 5 ноября 1952 года:

Больше всего мне хотелось бы тебе предложить прелестный маленький королларий[162], который я написал к «Дару». Это вещица в несколько страниц, называется «Круг» и построена по принципу «без начала, без конца», впоследствии употребленному Джойсом в «Fin<negan’s> W<ake>». Я написал ее в 1934 году, когда сочинял схему «Дара». Она появилась довольно незаметно, в «Последних Новостях», между 1935 и 1938‐м годом, а вернее всего, в 1936 году («Дребезжание моих ржавых русских струн…» Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940–1967) / Публ., предисл. и коммент. Р. Янгирова // In memoriam. Исторический сборник памяти А.И. Добкина. СПб. – Париж, 2000. С. 378–379).

Вместе с рукописью рассказа сохранились наброски и заметки к нему, из которых следует, что Набоков для отца Тани сперва избрал имя Кирилл или Константин Павлович Годунов-Занович (возможно, с отсылкой к знаменитому авантюристу Стефану Зановичу, выдававшему себя за императора Петра III), а его имение Лешино называлось Воскресенском (как и в «Машеньке», ближе к набоковскому имению Рождествено). Начальная сентенция набросков к рассказу (не включенная в него) имеет отношение к теме потусторонности в «Даре» и похожа на фразу из «Трактата о тенях» вымышленного Набоковым философа Делаланда, «цитируемого» в романе в связи с темой смерти и «освобождения духа из глазниц плоти»: «Как мне не нежить, не пестовать, не украшать моей земной жизни<,> которая в царстве будущего века будет служить прелестной забавой, дорогою игрушкой для моей бессмертной души». Научным работам энтомолога К. Годунова-Чердынцева Набоков посвятил «Второе приложение к “Дару”», которое (предположительно в начале 1940‐х гг.) намеревался поместить в первый том расширенного двухтомного издания романа после «первого приложения» – рассказа «Круг» (подр. см.: Бабиков А. Прочтение Набокова. Изыскания и материалы. С. 325–326).

С. 410. Во-вторых, потому что в нем разыгралась бешеная тоска по России. – В рукописи рассказа после этого вычеркнуто продолжение: «тоска сильной, здоровой души по телу отечества». Тема отечества (истории литературной и общественной мысли которого посвящена четвертая глава романа) заявлена уже в эпиграфе к «Дару», который кончается словами: «Россия – наше отечество. Смерть неизбежна».

К.Н. Годунов-Чердынцев – в «Даре» его имя Константин Кириллович. В рукописи рассказа имеется пометка-нотабене на полях, без указания места вставки, относящаяся, по‐видимому, к мнениям этого ученого: «воспринимая большевизм как болванизм».

С. 411. …не всех могли заставить относиться снисходительно к его родовитости и богатству. – В черновиках нереализованного продолжения «Дара» в описании сорокалетнего Федора Годунова-Чердынцева сделан схожий акцент: «общее выражение усилья, надменности и какой‐то насмешливой печали, – обыкновенно производили впечатление почти отталкивающее на свежего человека <…>. В его облике находили что‐то старомодное, крамольно-боярское <…>» (Набоков В. Дар. Часть II // Бабиков А. Прочтение Набокова. Изыскания и материалы. С. 363).

С. 413. Комната Ильи Ильича <…> портрет Льва Толстого <…> шрифтом «Холстомера». – Этот персонаж родственен Пал Палычу из «Звуков» (помимо сходства имен, повторяются те же черты: мягкие усы, плешивость, бородавки и проч.), в комнате которого автобиографический герой рассказа заметил «в раме главу из “Анны Карениной”, набранной так, что теневая игра разных шрифтов и хитрое расположение строк образовали лицо Толстого». Из «Других берегов» следует, что в обоих случаях речь идет о Василии Жерносекове, сельском учителе в имении Набоковых: «Комната Василия Мартыновича в каменном здании образцовой школы, выстроенной отцом, была жарко натоплена. Глазами, еще слезившимися от ослепительного снега, я старался разобрать висевший на стене так называемый “типографический портрет” Льва Толстого, т. е. портрет, составленный из печатного текста, в данном случае “Хозяина и Работника”, целиком пошедшего на изображение автора, причем получилось разительное сходство с самим Василием Мартыновичем» (Набоков В. Другие берега. М.: АСТ: Corpus, 2022. С.176). Поразительна цепкость набоковской памяти и стойкость художественных деталей, связанных с этим образом сельского учителя и повторяющихся в «Звуках», «Круге» и поздней автобиографии (светлая комната, рыбалка, плотничанье, стеклянное пресс-папье с видом внутри и др.).

…в платье с бертами… – (от фр. berte) т. е. с накладными лентами или оборками из декорированной ткани или кружев, которой обрамляют вырезы декольтированного платья.

С. 417. А еще через несколько лет… – В рукописи: «два года».

С. 418. …революционным стихам о том, как деспот пирует <…> рука роковая. «Другими словами, первая стенгазета»… – Имеются в виду стихи А. Архангельского «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» (1870‐е гг.), положенные на музыку и ставшие знаменитым похоронным маршем русского революционного движения: «А деспот пирует в роскошном дворце, / Тревогу вином заливая, / Но грозные буквы давно на стене / Уж чертит рука роковая…» В архивных заметках к рассказу шутка Кутасова звучит иначе: «Мене, текел, фарес – первый номер стенной газеты» (отсылка к словам, начертанным, по преданию, таинственной рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара незадолго до падения Вавилона).

ОПОВЕЩЕНИЕ (март 1934; Последние новости. 1934. 8 апр.). Рассказ вошел в сб. «Соглядатай».

С. 422. буше – бисквитное пирожное