Что бы не писали в оправдание Николая Константиновича, для меня объективным суждением является краткая, но много говорящая запись в дневнике К.Р. о старшем брате: «Его здоровье, нрав, положение в свете и неопределенная будущность несовместимы с великокняжеским достоинством». О многом говорят эти скупые осуждающие слова. Основанием для жесткого решения Императора послужило врачебное заключение, подписанное профессорами И. Балинским, Ф. Карелем и Н. Здекауэром, о психической ненормальности Великого Князя. Признание собственной вины Николаем усматривается из многих фамильных документов Романовых. Так, потрясенный гибелью любимого дяди, Николай Константинович обратился к новому Императору, Александру III, с письмом: «…разрешите мне… коленопреклоненно помолиться праху обожаемого мною монарха и просить у него прощения за мое преступление. Затем я немедленно безропотно вернусь на место моего заточения. Умоляю Ваше Величество не отказать в этой милости несчастному Николаю». Кузен в жесткой форме отверг просьбу друга детства.

* * *

Образование князя и влияние на него либерального окружения подготовили цесаревича к политической деятельности. Константин Николаевич неизменно поддерживал сторонников преобразований, о чем свидетельствуют многие из его современников. Князь В.П. Мещерский (1897) в своих воспоминаниях писал, что Великий Князь «занимался исканием людей для своего брата, Государя… Он мечтал создать плеяду молодых государственных людей. И как только ему называли способного человека, немедленно с ним знакомился». Именно он привлек к работе в своем министерстве Д.А. Оболенского, Б.П. Мансурова; покровительствовал М.Х. Рейтерну и А.В. Головнину, занявшим впоследствии министерские посты. В разное время брат Александра II оказал влияние на назначения Н.А. Милютина, С.И. Зарудного, Д.А. Толстого, Д.М. Сольского, которые стали авторами важнейших реформ.

Властный и жесткий характер Константина Николаевича проявлялся и в семье. Ссылаясь на рассказ Дмитрия, третьего сына Великого Князя, его близкий друг А.А. Мосолов (1992) привел следующий рассказ. Оба старших сына вышли в офицеры: Николай – в конную гвардию, Константин – в Измайловский полк. Дмитрия же с детства предназначали в моряки. Безумно любя лошадей, Великий Князь просился в конногвардейцы, как старший брат, но отец заявил, чтобы он не смел даже мечтать о гвардии, а готовился на флот. Его Высочество подчинился, надел морскую форму и был отправлен в учебное плавание. Оказалось, что он моря не переносил и страшно страдал от морской болезни. Вернувшись домой, Великий Князь, усердно помолившись, отправился в кабинет к родителю, стал на колени перед отцом и умолял избавить его от морской службы. Константин Николаевич ничего слышать не хотел. «И Нельсон, – говорил он, – страдал морской болезнью, а все же стал знаменитым адмиралом». Наконец сжалилась мать, и после долгих ее просьб отец согласился отдать Дмитрия в конную гвардию. Так как старший брат в бытность в полку вел жизнь весьма вольную, то Дмитрию была дана строгая инструкция: ему не подражать. По добросовестности натуры он родительский приказ исполнял пунктуально. Уже командуя конно-гренадерским полком, Дмитрий Константинович убедился, что «сухой режим» мешает его сближению с офицерами и исходатайствовал у матушки разрешение пить вино. После этого он скоро сдружился с полком и имел большое влияние на офицеров, которые его искренне любили за простоту, скромность и энциклопедические познания.

Некоторые историки считают, что истоки сдержанного отношения сыновей к отцу, как и во многих семьях, коренились в обиде за мать, тяжело переживавшую супружескую измену Константина Николаевича. Прочная связь с танцовщицей Анной Кузнецовой сохранялась долгие годы. Кто из супругов – Константин или его жена Александра повинны в крушении законной семьи, остается за кулисами истории. Следует заметить, что в отличие от многих своих родственников, например, брата Николая, Константин никогда не афишировал внебрачную связь, максимально стараясь сохранить честь династии. Внешние приличия в данной Богом семье Константин Николаевич соблюдал, но не выносил ханжества и экзальтированного мистицизма жены, ее по большей части мнимых болезней. Гораздо лучше он чувствовал себя на скромной даче любовницы, которая продолжала рожать ему детей. В кругу и второй семьи Его Высочество постигли удары и разочарования. В мае 1885 года тяжело протекавшая скарлатина, с которой в те годы врачи не умели бороться, унесла сразу двоих его внебрачных сыновей (Половцов А.А., 1966). Эти потери были не первыми для Великого Князя. 15 февраля 1879 года скончался его четвертый сын, Вячеслав. Смерть талантливого семнадцатилетнего юноши после десятидневной болезни потрясла родителей. Лишь анатомическое исследование установило истинную причину гибели – гнойный лептоменингит (воспаление оболочек головного мозга)[224], спровоцированный, наиболее вероятно, спортивной травмой в Таврическом саду…

Заканчивая этот раздел, следует заметить следующее. Романовы никогда не обсуждали с детьми свои семейные отношения. Таков был традиционный кодекс поведения. Даже в наши дни, пытаясь выяснить исторические тайны, на вопрос об интимных, зачастую неблагополучных семейных делах, потомки Романовых отвечают: «Об этом с нами в семье никогда не говорили» (Белякова З.И., 2002).

* * *

Оценки деятельности Великого Князя современниками были различными. Так, в дневнике государственного секретаря А.А. Половцова 13 января 1892 года была сделана следующая запись: «…Константин Николаевич отличался несомненным умом, но его грубое с людьми обращение, постоянная желчность, неровность характера, а за последние годы распутная жизнь отталкивали от него людей…» (Доценко В.Д., 1998). В своих мемуарах «Сон юности» сестра Ольга тепло вспоминала о старшем брате: «Кости, имевший прекрасную память, вдали от своих летних развлечений на кораблях, приобрел большие познания в географии и математике, которые позволяли ему хорошо сдавать все экзамены. Благодаря пытливому уму и либеральным взглядам, не совсем обыденным для Зимнего Дворца, он проявил себя способным к усвоению всего делового, в то время как в обращении с людьми ему не хватало такта. Он обладал способностями государственного деятеля и его имя останется связанным с реформами, осуществленными в царствование Александра II. Литке умел окружить его замечательными людьми. Это он ввел к Кости Головина, который в течение тридцати лет был его правой рукой… Ему удалось провести в Морское Министерство молодых людей, которые, как и он, стремились изгнать оттуда бюрократический дух… Все они играли более или менее значительную роль…».

Неоднократно писала о Великом Князе хорошо информированная и проницательная А.Ф. Тютчева (1990). В своих знаменитых «Воспоминаниях» и «Дневниках» фрейлина часто обращалась к характеристике Константина Николаевича. Первая их встреча произошла 13 января 1853 года в императорской театральной ложе. Приветствуя новую фрейлину, брат Государя приветливо обратился к ней по-французски, хотя и слыл в обществе «свирепым славянофилом», говорящим только по-русски и намеренно пренебрегавшим «формами европейской цивилизации». Менее «повезло» супруге князя Александре Иосифовне, которой «досталось» от мемуаристки за хриплый голос, за плохое знание французского языка, за недостаточно изысканные манеры, за скандальные связи с