Кружа в водовороте, Стоун вцепился в кусок дерева и вспомнил. Отец запретил ему спать с включенной лампой, и мать кивнула, сказав:

— Да, думаю, пора.

Он лежал в постели, боясь пошевелиться, ведь темнота могла заметить его, и шептал:

— Пожалуйста, боже, не допусти этого, — снова и снова.

Стоун леденел и видел вдали маленькую серую щель между штор, но даже этот малый свет угасал. Он знал, что смерть и ад будут похожи на это. Иногда его уносило в сон. Комната становилась больше, тени во тьме двигались, и он думал, что, возможно, уже мертв.

Стоун откинулся назад, когда лошадка сбавила скорость, и теперь по инерции склонился к ее шее. Что потом? Он сумел стряхнуть сети бесконечной религиозной вины — ада, в который не смеешь поверить, не то окажешься в нем. Одно время ему было не по себе в темных местах, и все же он понимал причину и мог с этим бороться. Потом тревога отступила, вместе с яростным родительским неприятием его атеизма. «Да, — подумал он, пока воспоминания и карусель кружили все медленнее, — тогда я был счастлив: лежа в постели, слыша вокруг себя дыхание — их и дома». Когда Стоуну исполнилось тридцать, ему позвонили и вызвали к яме на дороге — к автомобилю, торчавшему из нее мертвым черным жуком. То был момент чистого, головокружительного ужаса, а потом все кончилось. Его родители ушли во тьму. Стоун был сыт по горло. Единственный, почти религиозный обет, который он тогда себе дал, — больше об этом не думать.

Но теперь для этого не было причин. Пошатываясь, Стоун зашагал к павильону с игровыми автоматами, который тянулся по краю ярмарки. Он подумал, как во время беззвучной мольбы в кровати иногда замолкал, вспоминая, что читал о снах: кажется, что они длятся часами, а на самом деле — только миг. А с мыслями то же самое? И с молитвами, когда вокруг только мрак и безвременье? Воззвания к небесам не только защищали его, они помогали считать мгновения до рассвета. Возможно, он переживал только минуту, только несколько секунд тьмы. «Смерть и ад — что за странные идеи занимали меня, — подумал Стоун. — Особенно для десятилетнего ребенка. Интересно, куда они делись? Канули в небытие вместе с шортами, прыщами и прочей ерундой, которую я перерос».

Трое мальчишек лет двенадцати окружили игровой автомат. На мгновение их спины разошлись, и Стоун заметил, что они пытаются запустить игру монеткой на проволоке. Он шагнул к ним и открыл рот… но что, если они набросятся на него? Обступят, повалят на землю, отпинают? В этом гвалте никто не услышит его криков.

Охранника видно не было. Стоун бросился к карусели, где несколько маленьких девочек садились на лошадей.

— Эти мальчишки задумали пакость, — пожаловался он мужчине в окошечке.

— Вы! Да, вы! Я вас уже видел. Не попадайтесь больше мне на глаза! — заорал тот. Сорванцы, ничуть не испугавшись, растворились в толпе.

— Раньше все было по-другому, — сказал Стоун, вздохнув с облегчением. — Похоже, ваша карусель — все, что осталось от прежней ярмарки.

— Старой? Нет, она не оттуда.

— Я думал, старая ярмарка стала частью этой.

— Нет, она все еще здесь — вернее, ее останки, — ответил мужчина. — Даже не знаю, что вы там найдете. Воспользуйтесь той дверью — так быстрее — и через пять минут окажетесь у бокового входа, если они еще открыты.

Взошла луна. Плыла над крышами, когда Стоун вышел через заднюю дверь ярмарки и поспешил по улице с двумя рядами типовых домиков. Лунный свет цеплялся за трубы и коньки крыш. Внутри — над полосками земли или камня, заменявшими лужайки, виднелись посеребренные телевидением лица.

В конце улицы, за широкой дорогой, он увидел еще одну точно такую же, а за ней — длинный проулок. Нужно просто идти дальше. Луна выбелила крыши, когда он миновал перекресток, и на миг ослепила его, вспыхнув светлым пятном перед глазами. Он яростно моргал и не понял, действительно ли увидел позади — в начале улицы — группу мальчишек, но решил не приглядываться и бросился бежать.

Тревога гнала его вперед, а он думал: не лучше ли вернуться? Его машина стоит на набережной — всего в пяти минутах отсюда. Наверное, это мальчишки, которых он видел в павильоне игровых автоматов, пошли за ним, чтобы отомстить, — возможно, с ножами и разбитыми бутылками. Наверняка они знают, как всем этим пользоваться, — спасибо телевизору. Его каблуки стучали в тишине. Выходы из проулка чернели между домами. Стоун пытался бежать как можно тише. Мальчишки совсем не издавали шума, по крайней мере, он их не слышал. Если они навалятся скопом, то переломают ему кости. В его возрасте это более чем опасно. Еще один выход мелькнул между домами, зловеще тяжелыми и спокойными. Как бы то ни было, падать нельзя. Если мальчишки повиснут у него на руках, останется только звать на помощь.

Дома на одной стороне улицы отшатнулись — она повернула. Те, что напротив, придвинулись ближе. Перед Стоуном за листом ржавой жести раскинулась старая ярмарка.

Он остановился, пыхтя, пытаясь успокоить дыхание, пока оно не заглушило звуки в проулке. Там, где он надеялся найти ярко освещенный выход на набережную, обе стороны улицы словно обрубили, ее перегораживала жестяная стена. Правда, в центре лист отогнули, как крышку, — среди четких теней и залитых лунным светом надписей зияла дыра с неровными краями. Ярмарка была закрыта и безлюдна.

Осознав, что последний возможный выход остался далеко за поворотом, Стоун пролез в дыру. Он посмотрел на улицу — пустую, если не считать осколков и обломков кирпича. До него дошло, что, возможно, это были не мальчишки с ярмарки. Он опустил кусок жести, закрывая дыру, и огляделся.

Круглые балаганчики, длинные тиры, низкие американские горки, корабль и сумасшедший дом бросали друг на друга тени и сливались с тьмой на петляющих вокруг дорожках. Даже карусель тонула во мраке, ниспадавшем с шатра. Ее доски, как было видно в лунном свете, рассохлись, краска облупилась. Но между замерших машин и киосков один аттракцион слабо мерцал — Поезд-призрак.

Стоун двинулся к нему. Фасад поезда источал слабое зеленоватое сияние, с первого взгляда похожее на лунный свет, но ярче лунного молока, разлитого по соседним аттракционам. Стоун увидел один вагончик на рельсах — у самого входа. Приблизившись, он краем глаза заметил группу мужчин, возможно, хозяев ярмарки. Размахивая руками,