большее, чем материальное благополучие или социальная мобильность. Это означало совершенно новый вид жизни вдали от фермы, возможность "избежать ограничений, налагаемых местностью и общиной", как выразился историк Аллен Гельцо, "переделать себя на основе новой экономической идентичности в большом мире торговли, основанной на заслугах, самосовершенствовании и самоконтроле".72 Для Линкольна его членство в партии вигов символизировало новую жизнь, которую он создал для себя. Он оставался активным и верным вигом до тех пор, пока в середине 1850-х годов большинство северных вигов не перешли в недавно организованную Республиканскую партию. Эта новая партия стала для Линкольна продолжением тех же устремлений, что и у вигов, - к модернизации американского общества и созданию новых возможностей для самореализации личности73.

Важной частью жизни Линкольна как вига стал его брак с Мэри Тодд. Дочь видного виговского семейства в Лексингтоне, она всю жизнь была лично знакома с Генри Клеем. Мэри не скрывала своих политических взглядов. Она и ее муж разделяли твердую лояльность к партии вигов, хотя в середине 1850-х годов они ненадолго разошлись во мнениях относительно того, что это означает: Она поддержала Филлмора на пост президента в 1856 году, когда Авраам поддержал Фремонта. Мэри была набожной христианкой (епископальной до 1850 года, затем пресвитерианкой), в то время как Авраам так и не стал прихожанином церкви - не такая уж и редкость, ведь в церквях состояло гораздо больше жен, чем мужей. Тем не менее, Авраам впитал библейскую культуру и кальвинистское чувство фатализма от своего баптистского воспитания.

72. Donald, Abraham Lincoln, 110; Allen Guelzo, Abraham Lincoln, Redeemer President (Grand Rapids, Mich., 1999), 57.

73. См. "Обращение к сельскохозяйственному обществу штата Висконсин" (30 сентября 1859 г.), Собрание сочинений АЛ, III, 471-82.

Когда началась Гражданская война, его духовность глубоко укрепилась.74 А пока он участвовал в тех же искупительных реформах, что и Евангелический объединенный фронт. Одной из них было движение за воздержание.

В то время как демократы прославляли естественного человека и ставили Эндрю Джексона в качестве его прототипа, виги, такие как Линкольн, прославляли искусственную, то есть самостоятельно созданную, личность. Выступление Линкольна перед местным отделением Вашингтонского общества умеренности во Второй пресвитерианской церкви Спрингфилда многое говорит о его идеале самоконтролируемой, автономной личности. Будучи сам трезвенником, Линкольн прямо заявил: "Мир только выиграет от полного и окончательного изгнания из него всех одурманивающих напитков". Тем не менее, первую часть своей речи он посвятил критике сторонников умеренности за их самодовольные обличения. Сила вашингтонского движения, заявил он, в том, что оно состояло из исправившихся алкоголиков, которые на собственном опыте понимали значение решимости и самоконтроля. Они должны возглавить "революцию умеренности", достойную преемницу "нашей политической революции 76-го года". В этой новой революции "мы найдем более сильное рабство разрушенным, более гнусное рабство освобожденным, более великого тирана свергнутым". Как и многие другие американские реформаторы своего времени, Линкольн пробуждал тысячелетние ожидания. "Счастливый день, - заключал он, - когда все аппетиты будут под контролем, все страсти усмирены, все дела подчинены, разум, все покоряющий разум, будет жить и двигаться как монарх мира. Славное завершение! Да здравствует падение ярости! Царствование Разума, да здравствует!". В версии Линкольна тысячелетие было верховенством рациональности над импульсами и страстями. И, как и большинство других американских миллениалистов, он отводил особое место своей стране: "Когда победа будет полной - когда на земле не останется ни раба, ни пьяницы, - как гордо будет называться эта страна, которая может по праву претендовать на то, чтобы быть местом рождения и колыбелью обеих этих революций".75 Воздержание и борьба с рабством несли в себе один и тот же моральный импульс, поскольку оба стремились освободить человечество от рабства, будь то страсти других или собственные.

74. Последние интерпретации религии Линкольна см. в Carwardine, Lincoln, 28-40; Guelzo, Abraham Lincoln, 149-58, 312-24; Ronald White, Abraham Lincoln's Greatest Speech (New York, 2002), passim; и Stewart Winger, Lincoln, Religion, and Romantic Cultural Politics (DeKalb, Ill., 2003).

75. "Temperance Address" (Feb. 22, 1842), Collected Works of AL, I, 271-79, цитаты из 276, 278, 279. Подробнее о концепции Линкольна о конструируемой личности я говорю в книге "Создание американского Я" (Кембридж, Массачусетс, 1997), 138-49.

 

IV

При Джексоне Демократическая партия прославляла народный суверенитет и выражала относительное безразличие к верховенству закона, когда оно вступало в противоречие с волей "народа", как определяла партия. Даже к насилию относились свысока, если оно было направлено против непопулярных меньшинств. С другой стороны, виги подчеркивали, что народ наложил правовые ограничения на свой собственный суверенитет; в таких спорах, как изъятие депозитов, они выступали в качестве защитников закона. Конец 1830-х годов стал продолжением этой модели. И Арканзас, и Мичиган разработали конституции штатов, не дожидаясь законных полномочий от Конгресса. Демократы и виги разошлись во мнениях, стоит ли мириться с таким поведением и признавать территории штатами, но в итоге верх взяла демократическая склонность к народному суверенитету. Более тревожным было предложение демократов обойти поправку в пользу народного суверенитета в качестве метода изменения конституции Мэриленда в 1836 году; избиратели Мэриленда, однако, с большим перевесом выбрали законную процедуру. В 1838 году пенсильванская толпа, разгоряченная редакционными статьями демократов, ворвалась в здание капитолия в Харрисбурге, обратив в бегство сенаторов штата. Хотя администрация Ван Бюрена отказала губернатору в просьбе о помощи, ополченцам штата удалось восстановить порядок.76 Затем, в 1842 году, странный эпизод в Род-Айленде, известный как восстание Дорра (или, более гиперболически, как "война Дорра"), заставил и демократов, и вигов подтвердить свои принципы в свете опыта.

Род-Айленд, единственный среди американских штатов, не разрабатывал новую конституцию со времен революции и до 1842 года действовал на основании колониального устава 1663 года. Чрезвычайно демократичная по меркам XVII века, эта хартия стала анахронизмом в результате промышленной революции. Хартия предоставляла "право на свободу" (право голосовать, подавать иски в суд и быть присяжным) коренным взрослым белым мужчинам, которые либо владели недвижимостью, либо были старшими сыновьями свободных людей. Какая часть мужчин Род-Айленда могла соответствовать этим архаичным требованиям в 1840-х годах, неизвестно; по современным оценкам, от 40 процентов до двух третей.77 Система благоприятствовала фермерам в ущерб жителям новых городов с текстильными фабриками не только в требованиях к голосованию, но и при распределении законодательного собрания штата. Хотя город Провиденс составлял одну шестую часть населения штата и платил две трети налогов, он выбирал лишь одну двадцатую часть представителей штата.78 Род-Айленд

76. Дэвид Гримстед, "Американский мафиози" (Нью-Йорк, 1998), 205-9.

77. Джордж Деннисон, Война Дорра (Лексингтон, Кай., 1976), 14 (40 %); Гримстед, Американский мафиози, 209 (две трети).

78. Питер Коулман, Преобразование Род-Айленда (Провиденс, Р.И., 1963), 270.

Старая хартия сохранилась