Шрифт:
Закладка:
– Спокойной ночи! – Он обнял её, прижался всем телом, но больше не возобновлял попыток близости.
– Не обижайся, Игорь, – тихо произнесла она в темноту. – Был бы ты просто мужчина, с которым я познакомилась в ресторане, всё было бы проще. А так…
– Как? – Он поцеловал её волосы на затылке. – Как, Катёнок?
– Катёнок? – Он ощутил, как она вздрогнула всем телом. – Ты меня так называл давным-давно. Кажется, в другой жизни. – Она повернулась к нему. – Скажи, ты меня действительно любишь?
– Люблю, Катюша. Очень люблю. – Он поцеловал её в губы.
– А почему ты целый год не говорил мне об этом?
– Катюша, мне уже сорок. С возрастом мужчине сложнее признаваться в любви, потому что любовь уже другая, не такая, как в двадцать лет. И даже в тридцать…
– Знаешь, а я тогда влюбилась с первого взгляда. Так сильно, что не могла без тебя и дня прожить!
– А сейчас?
– А сейчас… Человек с возрастом меняется. Меняются и чувства, и любовь…
– Ответь на мой вопрос.
– Не нужно, Игорёк… Не пытай меня, – на выдохе простонала она.
– Пашу любила сильно?
– Пашу?.. Любила. Думала, наконец-то нашла, что искала! А он меня… как под поезд… Всмятку… в кровавую… в дерьмо!.. Я вены себе чуть не вскрыла… Не дали… Раз, думаю, не судьба сдохнуть, докажу всем, что я сильная. И ведь почти доказала. А тут ты… Верила, что забыла… Любви больше не ждала… Особенно твоей. Оказывается, бывает… И как жить? Ведь помеченная я… на всю жизнь помеченная… Признаться невозможно… Невозможно, потому что я женщина, потому что чувства очень глубокие и потому что страх отвержения… Когда тебя отвергают – это больно, а когда любимый человек – очень… Снова я этого не выдержу. Ну вот я тебе призналась…
– Девочка моя! Я тебя больше никому не отдам! А зверей этих… я их порву! – Он прижал её к своей груди и стал покрывать поцелуями лоб, брови, глаза с привкусом слёз, солёные мокрые губы… – Я их в землю зарою! Будь моей!.. Сейчас…
– Игорёк, хороший мой, у тебя налаженная жизнь, семья, бизнес. Не нужно из-за меня всё рушить, – сквозь его поцелуи шептала она.
– Я не смогу без тебя жить! В том, что произошло, – моя вина! Я искуплю. Ты снова станешь моим Катёнком. Моим нежным и ласковым Катёнком. Никто тебя никогда не обидит. Я всегда буду рядом. И мы будем счастливы! Вот увидишь!
– Значит, ты меня всё ещё любишь…
– Люблю!.. Мой Катёнок! Иди ко мне… – Пока он расстёгивал пуговицы на халате, она не сопротивлялась. Но, когда он попытался стянуть халат с плеч, всё изменилось.
– Уходи, Игорь!.. – Неожиданно она оттолкнула его и упёрлась руками в грудь.
– Катёнок!.. – Он старался найти губами лицо, преодолевая напряжение её тела.
– Нет! – Она отвернула голову, и он ощутил на губах её волосы.
– Что с тобой?
– Уходи… У тебя семья…
– Катя, это условности…
– Уходи! – Она была непреклонна.
Мезенцев ослабил мышцы и перевёл дыхание. Потом отпустил Катю из своих объятий.
– Зачем ты так? – спросил он в темноту.
– Пройдёт время, и ты пожалеешь о том, что мог сейчас совершить.
Мезенцев почувствовал себя самым одиноким во всей Вселенной. Он поднялся и стал натягивать одежду. Катя лежала тихо, но он даже не смотрел в её сторону. Было стыдно и горько за всё, что случилось сейчас в этой комнате, за все прожитые годы. Мезенцев не уважал себя.
– Я сделаю тебе кофе. – Ковалёва встала с постели.
– Лежи. Ничего не нужно. – Мезенцев направился в прихожую и включил свет. Она не вышла за ним.
– Возьми отпуск на пару недель. Я не хочу тебя видеть! – крикнул он с порога квартиры и закрыл за собой дверь.
Он шёл по ночной улице. Ему было плохо. Очень плохо. Он понимал Катю, а она не поняла его. И он чувствовал себя несчастным.
Поймав такси, Мезенцев назвал адрес офиса…
Вторник. День. 2011 год.
Мезенцев не мог с самого утра дозвониться до Екатерины. Он о многом передумал за прошедшие три дня и три почти бессонных ночи. Но так и не принял никакого решения. И сейчас ему очень нужно было увидеть её, услышать её голос, нужно было очень многое сказать. Но её мобильный телефон был отключён, а в квартире и в кабинете трубку никто не поднимал.
Мезенцев набрал номер секретаря юридического отдела.
– Соедините меня с Ковалёвой, – распорядился он, когда ему ответили на другом конце провода.
– Извините, Игорь Евгеньевич, но Екатерина Сергеевна оставила заявление об увольнении, – произнесла секретарша.
– Когда? – похолодел Мезенцев.
– Сегодня утром. Ещё письмо оставила для вас…
Он вскрыл белый конверт, на котором вместо адреса было выведено Катиной рукой: «Мезенцеву И. Е.»: «Игорь, не ищи меня. Будь счастлив. И прости, как я простила тебя… У Риммы Казаковой есть такие строки…
Быть женщиной – что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе её не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чём не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство – врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит – как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то всё равно с собой уводит
бесповоротно всё и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже – там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в её печальном кулачке.
Она в улыбку слёзы спрячет,
переиначит правду в ложь…
Как счастлив ты, что ты незрячий
И что потери не поймёшь…»
Прошёл месяц.
Перед Мезенцевым стоял начальник службы безопасности.
– Вы нашли всех этих людей? – Мезенцев жёстко смотрел в глаза бывшему спецназовцу.
– Всех, Игорь Евгеньевич. – Взгляд начальника службы безопасности не выражал никаких эмоций.
– Мента этого, Пашу, закопайте, а остальные пусть живут… инвалидами.
– Не слишком жестоко, Игорь Евгеньевич?
– Не слишком!
