— Как зовется?

— Юрома.

Поднимается на очень крутую гору с великим трудом, чуть не скатываясь вниз и навзничь. Перед нами, на самом юру, чистенький, чуть ли не новенький домик священника. Вот он и сам перед нами с гостеприимным приветом и ласковым, отогревающим словом и делом.

— Вам надо посмотреть нашу диковинку, — говорит мне отец Михаил и ведет в церковь.

Церковь старинной постройки (по церковному памятнику 1867 года), довольно большая, из поразительно толстых бревен и оригинальной архитектуры.

— По народному преданию (рассказывает отец Михаил), церковь строил богатырь (по-здешнему батырь) именем Пашко. Будто бы своими руками, на собственных плечах, валил он эти громады одна на другую, один, без посторонней помощи. Силы он был необъятной, а чтобы судить об ней наглядно — он оставил народу на память деревянную модель руки своей.

— Вот она! — говорил он мне в церковном притворе.

Громадный кусок дерева, длиной в высокий рост человека, обточенный с одной стороны в подобие руки человеческой. Рука сжата в кулак и кулак этот шириной своей равняется четырем, если не пяти головам взрослого человека. По запястьям и вдоль всего локтя и сгиба нарезаны орнаменты на манер балясин и, вероятно, рука эта предназначалась для колонн, подпирающих потолок. Вероятно, поскучал изобретательный, хитрый на выдумки строитель наделать таких рук до десятка и заменил их простыми, едва отесанными, но зато более благонадежными столбами, которыми подпирается потолок в настоящее время. А рука так и осталась без употребления в углу церковном, и благодарная память народа к строителю не позволила загнить руке этой вне церкви. Богатырь ли это был или скромный и несильный мужичок-строитель, может быть, с Пинеги (Лампоженская церковь, в 3 верстах от города, во всем подобна Юромской) — решить невозможно. Между тем предание о богатыре Пашко все-таки живет в народе и вот что о нем рассказывают.

Пашко, уроженец соседней с юромской деревни (до сих пор называющейся именем богатыря — Пашкиной), раз пахал землю на берегу реки, в то время, когда по реке плыли семь человек разбойников. У разбойников было крепкое темное слово. Сказывали они это слово на ветер, нес это темное слово ветер на заказанное место — и стала у богатыря лошадь, как вкопанная, и не шла по полосе дальше вперед. Не стерпел силач Пашко такой обиды, а замка от заговору — темный человек — не знает. Надо донять злых людей хитростью и своей помощью. Посылает он своего работника по берегу наследить разбойников, куда они придут, где остановятся, и только бы на одно место сели: на воде они сильны, не одолишь. Разбойники свернули в реку Пёзу — так работник и сказывает.

Рассказывают также и другое, что Пашко не сробел, когда встала его лошадь, он послал и свое запретное слово, и лодка разбойничья встала и с места не тронулась. Да атаман был толков, знал замок и сказывал: «Братцы! Есть кто-то сильней меня, побежим!» И побежали. Зашел Пашко по пути за товарищем Тропою, таким же, как и он, силачом и от его деревни[115], и с ним вместе повернул на лес. Нагнал Пашко разбойников на реке Пёзе (приток Печоры). Разбойники наладились кашу варить, да видит атаман кровь в каше, пугается крепко и товарищам сказывает: беда-де на вороту, — скоро тот, кто сильнее нас, сюда будет! И не успел слов этих всех вымолвить, явился сам Пашко: одного разбойника убил, и другого, и всех до седьмого. Остался один атаман: бегает он кругом дерева и истреливает Пашко все дерево в щепы, и не может попасть в атамана. Накладывает на лук последнюю стрелу и крестит ее крестом святым. Валится от этой честной стрелы враг его и супостат на веки вечные.

До сих еще пор старожилы показывают на пезском волоку (предполагаемом соединении реки Мезени с Печорой) то дерево, которое изщепал своими стрелами богатырь Пашко, и до сих еще пор всякий проезжий человек считает неизменным и безотлагательным долгом бросить охапку хворосту на проклятое, окаянное место могилы убитого атамана. Там уже образовался огромный курган. А за Пашко осталось навеки вечные от этого дела прозванье Туголукого.

Преданьем о разбойниках, и притом не слишком дальним по времени, встречает и следующая деревушка-станция. Разбойники тех мест напали на богача и, вынуждая у него денег, его самого палили снизу на каленой заслонке и обсыпали сверху горящими листьями веников. Не добившись толку, они плотно заперли, заколотили и зажгли дом богача, полагая ему смерть от задушения. На счастье, мимо бежала старуха. Она слышала крики, сама, в свою очередь, перепугалась и закричала, и таким образом собрала соседей, которые и успели переловить извергов. Все они против села Юромы, на другом берегу реки Мезени, в деревушке, были биты кнутом, прочим в страх и поучение.

Новое предание о разбойниках слышится еще в повести о житии Иова Праведного, мощи которого хранятся в селе Ущелье (в 8 вер. от деревни Березника). Здесь на крутом картинном мысу, или щелье[117], Иов основал в 1614 году, по грамоте Новгородского митрополита Исидора от 1609 года, монастырь (потом — пустынь, и с 1838 г. — приход).

В 1628 году, когда вся братия была на сенокосе, в монастыре оставался один Иов. Разбойники требовали у него денег, и, получивши отказ, «огнем жгоша его и в неистовом изступлеши своем вервиею влачаху его по земли, яко изсохшему от поста телу его, всему изъязвленному быти и членам телеси его оторгатися от такового лютаго мучения. Последи же разбойницы, немилосердно отсекши честную его главу, отидоша» — сказано в рукописном житии праведного. В ущельской церкви сохранилась кокора, на которой он был убит и которая облита была кровью (кокора эта теперь вся обгрызена, потому что щепы от нее, по народной вере, взятые в рот, успокоивают зубную боль). Указывают также и место убиения Иова за селом, под горой, на мосту, которого теперь уже нет, потому что ручей, отделявший церковь от села, уже пересох. Овраг, ведущий из селения на отдельную, высокую и крутую церковную (некогда монастырскую) гору, глубиной в 12 саженей. Гора обросла густым лиственничным лесом, из-за которого в просеках открываются редкие по красоте своей виды на дальний берег с людной деревней Березником и опять-таки с густыми лиственничными рощами.

С селением Койносом пропадают предания о разбойниках, которые, по всему вероятию, были