Шрифт:
Закладка:
Это шок…
– Они меня не искали, Арнольд, – перешла на полушёпот я. – Они даже не допускали мысли о моём существовании. Если бы они действительно были любящей семьёй, если бы они были моей родной кровью, они хотя бы чувствовали меня на расстоянии, а я бы ощущала их. Но все эти годы я ничего не чувствовала, как ничего не ощущали и все они.
– Сейчас ты чувствуешь обиду?
– Нет. Я чувствую, что я не их. Чувствую, что вся эта история – неправда. И ничего другого я больше не чувствую.
– А я чувствую, – сказав это, Арнольд положил свою тяжёлую и горячую руку поверх моей. – Какими бы ни оказались завтра результаты ДНК-теста, ты – Пейтон Пайк, и я люблю тебя, и хочу тебя… – он неоднозначно вздохнул и встретился со мной взглядом. – Раз мы не желаем ужинать, может быть пойдём в спальню?
Его голос звучал слишком бархатно, а его предложение, с учётом силы моего желания забыться, показалось мне слишком заманчивым, чтобы отказываться.
Поднявшись на второй этаж и запершись в спальне, мы занялись самым продолжительным и самым тихим сексом из всех, что между нами случались за те недели, что мы были вместе, словно боялись того, что неудержимые звуки нашей страсти сможет подслушать толпа журналистов, круглосуточно дежурящая под нашими окнами. Мы сливались воедино, пробовали друг друга на вкус и любили друг друга так аккуратно, и одновременно так сильно, будто боялись того, что наша близость может скоро завершиться, будто скоро наступит конец, будто завтра нас может уже не быть… В эту ночь я наконец сдалась и немо призналась самой себе в том, что хотела бы остаться с этим мужчиной навсегда. Очень сильно хотела бы…
Глава 69.
Пейтон Пайк.
2 ноября – 09:50.
Заголовки утренних новостей пестрели прописанными капслоком нелицеприятными высказываниями в сторону молодого судьи Роара – его работу обзывали позорным балаганом, а не достойным судом – и жалостливыми излияниями, направленными в мой адрес. Впрочем, нашлась и одна агрессивная статья в мою сторону, которую украшала весьма красивая, как на мой вкус, фотография, на которой я, в порыве гнева, едва не врезаю кулаком по физиономии опасно близко подошедшего ко мне Ламберта. Уничтожена ли карьера тридцатидвухлетнего судьи или наоборот после этого дела она вознесется до облаков, станет известно со временем, что же касается меня – чувствую, пресса ещё долго не будет выпускать историю моей судьбы из своих сжатых в порыве страсти к наживе челюстей.
Накануне я выключила свой телефон, решив оставить экстренную поддержку связи с внешним миром через включенный телефон Арнольда, самоотверженно проведшего эту ночь со мной, и потому, включив свой мобильный для проверки новостей и обнаружив более полусотни попыток неизвестных номеров связаться со мной, немного обеспокоилась. Из знакомых номеров было только два: один принадлежал Роту – вчера он всё же связался со мной через Арнольда, просто хотел выразить сочувствие и продемонстрировать поддержку босса, – второй принадлежал Астрид, которая не знала контактных данных Арнольда. От неё так же пришло три сообщения: “Пожалуйста, не закрывайся”, “Поговори со мной” и “Всё будет хорошо. Обещаю”. Первое сообщение было отправлено в 22:02, второе спустя час и пятнадцать минут, а третье всего два часа назад. Очевидно, не одной мне этой ночью плохо спалось.
Я не хотела смущать себя просьбой к Арнольду пойти со мной в лабораторию для выслушивания результатов генетической экспертизы, но он сам поставил меня перед фактом того, что не отпустит меня одну, и это мне не просто понравилось, но по-настоящему тронуло меня. Подобных Арнольду, столь решительных и властных мужчин, в моей жизни ещё не было. Во всех своих отношениях до Дилана и особенно в отношениях с Диланом я была властной стороной – именно я принимала важные решения и решала сложные вопросы, пока мужчина, находящийся рядом со мной в то или иное время, с удовольствием примерял рядом со мной роль ведомого напарника. Я сразу поняла, что с Арнольдом эта схема не пройдёт, что у меня не получится оставить за собой мужественную роль, так как в паре может быть только один мужчина, а эту нишу Рид не отдал бы ни одной женщине, тем более той, которую так долго добивался. Если всё именно так, как я это вижу, если Арнольд не просто станет, но уже стал для меня крепкой стеной, которой прежде для всех являлась я, той самой, за которой можно спрятаться от любой невзгоды, от любой опасности, значит сейчас я впервые в жизни получаю шанс стать счастливой рядом с мужчиной. Это похоже на волшебство: быть сильным перед всем миром, но иметь возможность быть слабым перед человеком, которого смогла по-настоящему полюбить твоя душа. Неужели я действительно получаю это счастье?..
По пути в лабораторию нас сопровождал целый эскорт журналистов и фотографов. Каждый участник этой порочной свиты жаждал запечатлеть момент нашего входа и выхода из здания лаборатории, каждый надеялся уже спустя полчаса вырвать правду из моих уст или уст семейства Холт: правдивы ли были слова Ламберта и действительно ли следователь Пейтон Пайк является жертвой его преступных действий?.. Я собиралась молчать, каким бы ни оказался результат. Хватит ли ума на молчание Холтам – этого я знать не могу, а потому с этой стороны ни на что не надеюсь.
На подъездной дорожке к лаборатории нас с Арнольдом снова теснили фотографы и журналисты, но благодаря приказу Рота здание лаборатории в этот день было взято под серьёзную охрану и потому зайдя в него мы оставили позади себя хвост из фотовспышек, и кричащих вопросов о моём мнении, и моих чувствах касательно всего происходящего. Сдав верхнюю одежду в гардероб, мы направились к лифту и, войдя в него, начали подъём на пятый этаж. Несмотря на ажиотаж снаружи, внутри лаборатории, как всегда, было пустынно, даже как будто заброшено. Из-за недавно произведённого здесь ремонта, достаточно старое здание внутри выглядело весьма презентабельно: белые коридоры, отполированный кафель на полу, исправное освещение. Совсем не то, что здесь было ещё пару лет назад, когда вздувшийся линолеум на коридорах и мерцающие люминесцентные лампы создавали собой обстановку
