Формированием дивизий занимались московские райкомы партии. Они должны были произвести партийную мобилизацию. Но москвичи, даже никогда не державшие в руках оружие, белобилетники, вступали в ополчение и без партийного приказа. После первых десяти дней войны надежды на то, что Красная армия легко даст отпор врагу, улетучились. Москвичи чувствовали, что они должны сами защитить родной город.

Полковник в отставке Абрам Гордон рассказал в журнале «Отечественная история», как 1 июля 1941 года он получил диплом об окончании педагогического института. 3 июля в речи Сталина прозвучал призыв вступать в народное ополчение. 4 июля был митинг в институте, а 5 июля начала формироваться 5-я дивизия народного ополчения Фрунзенского района Москвы.

Предполагалось, что в народное ополчение возьмут тех, кто по возрасту или состоянию здоровья не может служить в регулярной армии. Брали всех, не выясняя военной специальности добровольца, его звания и не разбирая: может быть, того или иного ополченца разумнее отправить в обычные части или, напротив, оставить на производстве. Рядовыми в дивизии оказались командиры запаса, которые были нужны действующей армии. Брали даже студентов-медиков, которых потом отозвали, чтобы они доучились и стали врачами.

Вступали по месту призыва, а военкоматы по месту жительства не оповещались, и люди, которые не являлись по вызову, зачислялись в разряд «без вести пропавших». А это приравнивалось к плену и было гибельно для семьи. В военкомате не было даже списков вступивших в народное ополчение. Впрочем, говорили, что их уничтожили в октябре сорок первого, когда была опасность захвата немцами Москвы.

Дивизия отправилась на фронт своим ходом по Старокалужскому шоссе. Люди шли в штатской одежде. Потом выдали обмундирование — гимнастерки темного цвета, такие же бриджи, обмотки и ботинки. Вместо шинелей — куртки. Говорили, что это обмундирование сохранилось чуть ли не с царских времен. Оружие — польские винтовки без патронов.

В августе в дивизию для вручения знамени приехал первый секретарь Фрунзенского райкома Петр Владимирович Богуславский. С ним была и молодая женщина — секретарь райкома Екатерина Алексеевна Фурцева (та самая, которая станет секретарем ЦК и министром культуры). Приняли военную присягу, и теперь уже ополченцев переодели в обмундирование РККА.

Пока шла боевая подготовка, над дивизией висели немецкие разведывательные самолеты «фоккевульф». Один удалось сбить. Экипаж — офицера и двух ефрейторов — взяли в плен. Одного из них, бывшего рабочего, переводчик укоризненно спросил:

— Как же ты, пролетарий, пошел войной против страны Советов — родины пролетариата всего мира?

Ефрейтор даже не понял вопроса. Сказал, что рабочих и крестьян у них в части большинство, но их родина — Германия, а не Советский Союз. Красноармейцы были поражены: им внушали, что немецкий пролетариат мечтает встать на защиту Советского Союза...

В сентябре дивизии присвоили общеармейский номер — 113-я стрелковая дивизия. Дивизия с таким номером была уничтожена в боях с немцами... С октября начались тяжелые бои. Дивизию включили в состав Резервного фронта, переименованного в Западный. Немецкие войска прорвали оборону, 113-я дивизия оказалась в окружении и вновь была уничтожена... Абраму Гордону повезло — он остался жив, бежал из немецкого плена, прошел проверку в Смерш и вновь был отправлен на фронт...

На фронт отправляли всех способных носить оружие.

После начала войны досрочно освободили четыреста двадцать тысяч заключенных и передали их военкоматам. В 1942—1943 годах досрочно освободили еще сто пятьдесят тысяч заключенных. Они тоже были призваны на военную службу.

Президиум Верховного Совета принял указ о досрочном освобождении заключенных, осужденных за прогулы, бытовые, должностные и хозяйственные преступления; их отправляли в Красную армию.

Исполняющий обязанности генерального прокурора СССР бриг-военюрист Григорий Николаевич Сафонов доложил в ЦК:

«В местах заключения содержится до восемнадцати тысяч бывших военнослужащих, осужденных за такие воинские преступления, совершенные до начала войны, как самовольная отлучка, несвоевременная явка в часть и тому подобное».

Пленум Верховного Суда СССР постановил, что приговоренные к исправительно-трудовым работам в случае призыва в РККА освобождаются от дальнейшего отбывания наказания со дня призыва. Было решено прекратить дела в отношении призванных в армию и на флот, если за эти преступления законом предусмотрено наказание не выше исправительно-трудовых работ. Это распространялось и на вступивших в народное ополчение.

Освобожденным из лагерей повезло. У них появился шанс выжить и вернуться домой. На самой страшной войне было лучше, чем в лагере.

С началом войны положение заключенных в ГУЛАГе ухудшилось резко. Приказом Наркомата внутренних дел от 13 октября 1941 года вводились новые нормы питания в исправительно-трудовых лагерях и колониях. Паек заключенных, которые работали на подземных работах, составлял всего 2778 килокалорий, в то время как на таких тяжелых работах нужно было минимум вдвое больше. Дальше ситуация только ухудшилась.

Вслед за секретным постановлением Совнаркома от 24 ноября 1942 года последовал приказ НКВД об уменьшении норм питания заключенных до 2605 килокалорий.

За годы войны в лагерях, колониях и тюрьмах умерло около миллиона заключенных. Всем заключенным разрешили получать продуктовые посылки. Но в той ситуации далеко не все семьи заключенных могли что-то им посылать...

В сорок втором освободили и некоторых крупных военных, которых успели посадить в начале войны, но, к счастью, не расстреляли (см. Красная звезда. 2003. 22 февраля).

На фронт вернулся бывший генерал-майор Иван Сидорович Лазаренко. За неудачи 42-й дивизии в первые дни войны — дивизия обороняла Брестскую крепость и была полностью уничтожена — его приговорили к расстрелу. Но приговор не был приведен в исполнение. Лазаренко присвоили звание полковника, он получил полк. Хорошо воевал, вновь стал генералом и командиром дивизии, погиб под Могилевом.

Генерал-майор Иван Степанович Кособуцкий, командир 41-го стрелкового корпуса Северо-Западного фронта, в июле сорок первого был лишен звания и приговорен к десяти годам лишения свободы. В октябре сорок второго его досрочно освободили, отправили в действующую армию и назначили помощником командующего Юго-Западным фронтом по формированию. В сорок третьем судимость с него сняли, на следующий год сделали генерал-лейтенантом. После войны он преподавал в Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова.

Не был приведен в исполнение смертный приговор, вынесенный начальнику тыла Северо-Западного фронта генерал-майору интендантской службы Николаю Александровичу Кузнецову. Ему разрешили воевать, он вновь стал генералом.

Начальник тыла 50-й армии генерал-майор интендантской службы Константин Вениаминович Сурков потерял высокое звание и свободу после битвы под Москвой. Его сочли виновным в массовом падеже конского состава. Но отправили на фронт рядовым, и он вновь стал генералом.

Комбриг Александр Михайлович Кущев воевал на Халхин-Голе. Его