нуждались в английской помощи. Они были готовы обменять территорию на вооруженную поддержку во время другого кризиса в их делах в 1412 году, но когда дело дошло до дела, Иоанн Бесстрашный никогда не заходил так далеко. Англо-дофинистский союз, вероятно, был бы достаточно силен, чтобы победить бургиньонов, тогда как англо-бургиньонский союз вряд ли смог бы завоевать обширные территории, которые Дофин контролировал к югу от Луары. Не менее важным был и тот факт, что Дофин находился в лучшем положении, чем его соперник, чтобы дать Генриху V то, что он хотел, поскольку только он мог отдать Аквитанию. Без сомнения, Дофин был бы готов уступить Нормандию, чтобы получить Париж и даже разделить с Генрихом V территории после падения Бургундского дома, уступив Фландрию Англии. Дело дипломатов — считать цыплят, пока они еще не вылупились. Но эти предложения вызвали несколько щекотливых вопросов. Одним из них было притязание Генриха V на французский престол — вечно неловкая проблема в английской дипломатии. Это никогда не было главной целью войны. Но было бы позорно отказаться от нее формально, после всего того внимания, которое ей уделялось в английской пропаганде. Возможно, этого можно было бы избежать, если бы договор принял форму длительного перемирия вместо постоянного мира. Еще более проблематичным был вопрос об авторитете французской стороны. Договор с Дофином, вероятно, не был бы обязательным для французской короны. Советники Генриха V считали притязания Дофина на регентство во Франции весьма шаткими. С юридической точки зрения они считали, что Изабелле Баварской принадлежит более высокий титул. Поэтому они должны были обеспечить официальную передачу утраченных Англией провинций Аквитании или, по крайней мере, некоторых важных мест, таких как Ла-Рошель, до того, как Дофин вернет себе контроль над французским королем. Было бы достаточно сложно убедить его согласиться на это заранее, но, вероятно, невозможно сделать это позже. Затем встал вопрос о герцогах Орлеанском и Бурбонском и других знатных военнопленных в Англии. Если бы им позволили выкупиться, они бы вернулись и стали влиятельными фигурами в послевоенной Франции. Их враждебность была бы опасной для англичан. Поэтому их согласие на заключение любого договора было необходимо. Но будет ли оно получено?[732]

Когда открылась конференция в Алансоне, графа Солсбери сопровождали королевский стюард сэр Уолтер Хангерфорд, Джон, лорд Грей из Коднора, и Филипп Морган. Напротив них сидела делегация закоренелых дофинистов. Жан де Норри, выступавший в качестве представителя Дофина, называл себя архиепископом Санса, хотя на самом деле он был избран только партией арманьяков в соборном капитуле и никогда не был посвящен в сан. Его возмущала сама идея торговаться с захватчиками, и в какой-то момент он сравнил их представителей с дьяволом. Вместе с ним находились старые враги герцога Бургундского — Луи де Шалон, граф Тоннер, Жан де Вайи, первый президент нового Парламента Дофина, и Роберт де Бракмон, адмирал Франции дофинистов. Сын Бракмона недавно был захвачен англичанами и отправлен вместе с другими политически значимыми пленными в лондонский Тауэр. Поэтому он не мог относиться к англичанам намного лучше, чем Норри.

Переговоры были неловкими с самого начала. Они сопровождались постоянными спорами о процедуре. Обе стороны пререкались о своих полномочиях, о том, кто должен начинать, о порядке обсуждения вопросов, о старом предмете разногласий — о том, на каком языке вести переговоры: латинском или французском. Были долгие угрюмые молчаливые посиделки, во время которых обе стороны смотрели друг на друга, отказываясь говорить. Когда они все же перешли к существу вопроса, удалось найти точки соприкосновения. Но обмен мнениями все время был напряженным, чему не способствовала язвительная манера обоих главных представителей. Английские делегаты ясно дали понять, что они не будут рассматривать ничего меньшего, чем территории, уступленные по Великому миру в Бретиньи 1360 года, плюс Нормандия. Территории уступленные по этому договору, указывали они, уже были предложены им арманьякскими принцами в 1412 и 1415 годах, а Нормандия принадлежала английскому королю по праву завоевания. Вопрос заключался в том, сколько еще Дофин готов предложить в обмен на вооруженную поддержку против герцога Бургундского. Первым требованием англичан были Турень, Анжу, Мэн, Фландрия и старые владения Генриха Ланкастера в Шампани. После долгих уговоров французы признали, что они уполномочены уступить территории оговоренные в Бретиньи и всю Нормандию, за важным исключением города и бальяжа Руан. Они также были готовы обсудить вопрос о разделе владений герцога Бургундского во Фландрии и Артуа после их завоевания. Это предложение, которое на самом деле было не так уж далеко от ожиданий английской стороны, англичане признали "неуместным, бесполезным и практически недействительным". В тоже время, англичане отказались дать какие-либо намеки на минимум того, что бы из удовлетворило.

Дофин был явно встревожен промежуточным отчетом своих послов, который дошел до него после первой недели переговоров. Он написал Генриху V личное письмо с просьбой быть более разумным. Мир, несомненно, был возможен, если бы они оба объединились, чтобы противостоять "ужасному злу, жестокости и обману герцога Бургундского против дворянства и монархов Франции, от которых вы сами происходите". К тому времени, когда это послание было получено, возникли более серьезные трудности. Главной из них был феодальный статус уступаемых территорий — вопрос, который с 1340-х годов не давал покоя всем предыдущим англо-французским конференциям. Филипп Морган поставил вопрос прямо. Предлагал ли Дофин уступить провинции юго-запада и Нормандию с полным суверенитетом или Генрих V и его потомки должны были держать их в качестве вассалов королей Франции? Норри должен был быть готов к этому вопросу, но готов он не был. Он отложил ответ до следующего дня, и когда он высказался, это был не ответ. Это был очень трудный вопрос, сказал Норри, и он предпочел бы сначала обсудить другие вопросы, поскольку он зашел настолько далеко, насколько позволяли его инструкции. Этот вопрос лучше было бы обсудить при личной встрече с Дофином. Норри полагал, что Генрих V, будучи справедливым человеком, захочет провести их на тех же основаниях, что и его предшественники. Ответ Филиппа Моргана был бескомпромиссным. Как законный король Франции, он не имел никаких оснований признавать какого-либо начальника, кроме Бога, в тех частях Франции, которыми он владел. Это вызвало бурную реакцию. Делегаты обеих сторон поднялись со своих мест и, заговорив все разом, стали повторять все старые аргументы.

Перекрикивая шум, англичане задали вопрос. Если переговоры продолжатся, есть ли перспектива того, что Дофин примет требование Генриха V о полном суверенитете? Французы, согласно английской записи, "затруднились" с ответом, но в конце концов сказали, что, по их мнению, такая возможность есть. Сможет ли Дофин выполнить