— Я? А что я сделал?

 — Сами знаете.

 — Простите, не знаю. Если вы про тот галстук, я все объяснил: во-первых, его вообще носить нельзя, во-вторых, там цвета чужих клубов.

 — Какой галстук! Я про то, как вы обещали меня проводить и позвонили, что у вас дела, а я по дороге на вокзал зашла в кафе — и что же? Вы сидите с крашеной мымрой в розовом платье.

 — Повторите, — сказал Фредерик. Джейн повторила.

 — Господи! — сказал Фредерик.

 — Меня как по макушке ударили…

 — Постойте! Я все объясню.

 — Да?

 — Да.

 — Все?

 — Все.

 Джейн покашляла.

 — Сперва вспомните, что я знаю всю вашу семью.

 — При чем она тут?

 — Может, вы хотите сказать, что это — троюродная тетя.

 — Ничего подобного. Это актриса. Вы ее могли видеть на эстраде в «Ту-ту!».

 — По-вашему, вы все объяснили?

 Фредерик поднял руку, призывая к молчанию, но понял, что все равно ничего не видно.

 — Джейн, — сказал он тихим, дрожащим голосом, — помнишь, как мы гуляли в Кенсингтонском саду? Такой хороший был день…

 — Не надейтесь меня растрогать.

 — Я и не надеюсь. Я напоминаю, что мы встретили китайского мопса. Мопс как мопс, но ты пришла в восторг. С той поры у меня было одно дело в жизни — найти его и купить. Оказалось, что принадлежит он этой… м-м… даме. Мне удалось с ней познакомиться, я стал ее обхаживать. Тогда, в то утро, она сдалась. Пришлось позвонить тебе, а потом часа два слушать, как в последнем шоу ее оттер комик, представив, что пьет чернила. Ничего, я выдержал, к вечеру привез мопса, а наутро получил твое письмо.

 Молчали они долго.

 — Это правда? — спросила наконец Джейн.

 — Конечно, правда.

 — Посмотри мне в лицо.

 — Какое лицо, тут тьма тьмущая?!

 — Ну ладно. Так это правда?

 — Еще бы!

 — Мопса показать можешь?

 — Сейчас — не могу, а дома — пожалуйста. Наверное, жует ковер. Подарю тебе на свадьбу. Мопса, не ковер.

 — О, Фредди!

 — На свадь-бу, — повторил Фредди, хотя слова застревали в горле, как патентованная каша.

 — Да я ни за кого не выхожу!

 — Повтори, пожалуйста.

 — Я ни за кого не выхожу.

 — А Диллингуотер?

 — С ним все кончено.

 — Кончено?

 — Да. Это ведь я с досады. Думала — ничего, зато тебе неприятно, но он стал есть при мне персик. Забрызгался выше бровей. А потом еще кофе пил и так это всхрюкивал. Что ж это, всю жизнь сиди и жди, когда он всхрюкнет? В общем, я ему отказала.

 — Джейн! — сказал Фредерик.

 — Фредди!

 — Джейн!

 — Фредди!

 — Джейн!

 — Фредди!

 — Джейн!

 Прервал их слегка ослабленный годами, но непререкаемый голос:

 — Мастер Фредерик!

 — Да?

 — Больше не будете?

 — Нет.

 — Поцелуете мисс Джейн?

 — А то как же!

 — Тогда выходите. Я яичек сварила.

 Фредерик побледнел, но тут же взял себя в руки. Ах, это ли важно?

 — Ведите меня к ним, — спокойно сказал он.

Сорванец девчонка

Наружность Роланда Мореби Аттуотера, молодого, но уже известного литературного критика, ничем не выдавала обуревавших его чувств, когда он стоял у дверей столовой дяди Джо, пропуская мимо себя выходивших после обеда дам. Роланд был человек воспитанный и умел быть сдержанным.

Но теперь он был раздражен. Во-первых, он ненавидел эти пышные дядины обеды. Во-вторых, у него на рубашке было грязное пятно, которое никак не удавалось скрыть. В-третьих, он знал, что дядя Джо ждет только удобного момента, чтобы снова заговорить о Люси.

Покудахтав, как куры, дамы вереницей потянулись из столовой: тетя Эмилия, ее подруга миссис Юз-Хайэм, ее компаньонка и секретарь мисс Партлет и, наконец, в конце процессии, приемная дочь тети Эмилии — Люси, довольно миловидная, несмотря на веснушки, девица с глазами ласковой болонки. Проходя, она бросила на Роланда взгляд, полный обожания. Вероятно, так же Ариадна посмотрела на Тезея после званого обеда у Минотавра.

Закрыв двери, Роланд вернулся к столу. Дядя благосклонно посмотрел на него, придвинул к нему бутылку портвейна и начал артиллерийскую подготовку.

— Ну, как тебе понравилась сегодня Люси?

Роланд поморщился, но кратко ответил:

— Очаровательна.

— Славная девушка.

— Очень.

— Удивительно милая…

— Да.

— И такая чувствительная.

— Вот именно.

— Она совершенно не похожа на развязных, курящих папироски современных девиц.

— Согласен.

— Я имел удовольствие столкнуться сегодня с одной такой девицей, — нахмурясь, продолжал дядя Джозеф, который был городским судьей. — Привлечена к суду за быструю езду. Это их страсть.

— Женщины — всегда женщины, — отозвался Роланд.

— Нет, пока я сижу в своем участке на Бошер-стрит, этому не бывать! Или я буду их штрафовать на пять фунтов и лишать права езды.

Он задумчиво отхлебнул вина и