мир, на который идет германское правительство. С моей точки зрения, никто больше не мог сомневаться в необходимости продолжать войну. На основании впечатлений, вынесенных мною из заседания 17 октября, я полагал, что народ еще возможно привлечь к продолжению войны, хотя опять были потеряны драгоценные дни.

На западе в эти дни события развивались следующим образом.

4-я армия закончила отступление на позицию Германа, происходившее в тесном соприкосновении и в непрерывных боях с наседавшим противником. 19 октября были очищены Брюгге, Тиль и Куртрэ. 20-го бои шли на реке Лис, у Дейнце противник переправился на восточный берег и пытался сильным напором между р. Лис и Шельдой оттеснить нас от р. Лис. 25-го бои опять приняли характер сражения, в котором противник медленно продвигался к Шельде в направлении на Гент – Уденардэ. Между р. Лис и Шельдой бои распространились также и на 6-ю армию.

17 октября 6-я и 17-я армии оставили Лилль и Дуэ и вместе с 4-й армией отступили за канал Дель в направлении Авельгем – Турнэ и Валансьен, 20-го противник подошел к этим городам. Местные жители вновь начали принимать участие в боях.

На южном крыле 17-й и во 2-й и 18-й армиях шли тяжелые бои. 17 и 18 октября противник энергично атаковал между Ле-Като и р. Уазой. Мы были вынуждены отвести фронт в районе к юго-западу от Ландреси до р. Уазы и за канал Самбра – Уаза. 19-го в боях наступила пауза, а с 20 октября неприятельские атаки стали распространяться к северу. Неприятель продвигался через Сольм и Ле-Като в направлении на Ландресси. Бои обошлись нам дорого. Войска дрались не везде хорошо, но часть дивизий вновь действовала блестяще. Повторялось все то же явление.

Фронт кронпринца германского сначала задержал левое крыло 18-й армии на р. Уазе, выше Ла-Фер. Попытки противника переправиться через р. Уазу были отбиты. 20 октября мы отошли на позицию Германа между р. Уазой и р. Сер, противник вплотную подошел к ней. Здесь также развились жестокие бои.

7-я и 1-я армии были атакованы между реками Сер и Эном, но полностью удержали свои позиции. 25 октября они отразили с большими потерями сильный натиск неприятеля.

Далее противник произвел сильный напор на р. Эн, до участка Вузье – Гранпрэ, в долине р. Эр и на высотах левого берега Мааса. Бои были очень тяжелыми, поглощали много сил, но не привели ни к каким существенным изменениям нашего фронта. Как и раньше, бои распространялись на восточный берег Мааса, но также не произвели здесь никаких изменений в положении. Далее к юго-востоку вплоть до швейцарской границы было боевое затишье.

25 октября вечером весь Западный фронт находился в величайшем напряжении. Бой шел на всем пространстве от голландской границы до Вердена. Армия больше ничего не получала от родины. Какое-либо поощрение отсутствовало. Это было чудо, что войска еще столь геройски дрались. Работы по эвакуации территории продолжались, несмотря на чрезвычайно трудные условия эксплуатации железных дорог.

Постройка позиции Антверпен – Маас медленно подвигалась вперед. Верховное командование должно было считаться с необходимостью в начале ноября отвести туда, в целях большего сокращения, фронт. Само собой разумеется, что это сокращение представляло такие же выгоды и для противника. Ввиду разрушения железных дорог сила неприятельского наступления на севере должна была уменьшиться. Надо было ожидать, что теперь он предпримет наступление в Лотарингии.

24 октября в Италии началось наступление итальянцев. Сначала удар был направлен на горный участок и лишь 26-го с полной силой обрушился на фронт по р. Пиаве. 25-го вечером еще не произошло особенно значительных событий. Австро-венгерский фронт еще держался, однако я все же предполагал, что Австро-Венгрия вскоре заключит мир. Ввиду этого, по соглашению с баварским военным министерством, были приняты первые оборонительные мероприятия на тирольской границе.

В Сербии генерал фон Кевес был вынужден отдать приказ об отходе за Дунай. На румынской границе по Дунаю и против румынской армии, расположенной на противоположном берегу Серета, не произошло никаких перемен, и там все продолжало еще балансировать.

Порыв германского народа во всех отношениях улучшил бы наше положение. Сколько времени мы могли бы еще воевать, нельзя было сказать. Психология неприятеля была нам неясна. Но без труда нельзя было разбить великую нацию, если в ней имелась налицо воля. Это уже показала Франция в 1870–1871 годах и буры в борьбе с Англией. В «Sunday Pictorial» от 12 января 1919 года Уинстон Черчилль оценивал военное положение Антанты следующим образом:

«Еще бы немного, и подводная война, направленная против морской торговли, вместо того, чтобы привлечь на нашу сторону Америку, привела бы нас неизбежно к сдаче, вследствие голода…

Такой же спорный характер борьба имела до конца. Но в результате мы выиграли, так как вся нация работала дружно и без колебаний…

Чем ближе мы ознакомляемся с условиями борьбы, тем отчетливее мы сознаем, на каком маленьком, тонком и опасном волоске висел наш успех».

25 октября генерал-фельдмаршал и я в Берлине, куда мы вновь отправились, доложили его величеству наши взгляды. Мы должны продолжать воевать. Новый начальник гражданской канцелярии императора, его превосходительство фон Дельбрюк, был против. Он воздерживался от собственного мнения, но полностью стоял на точке зрения принца Макса. К нашему удивлению, он также не знал, что мы уже в середине августа говорили с имперским канцлером о мире. Император не принял никакого решения, но проявил ко мне доверие. Он направил фельдмаршала и меня к имперскому канцлеру. Последний был болен. В 9 часов вечера нас и адмирала Шеера принял его превосходительство фон Пайер. Он лично держался очень холодно и совершенно иначе, чем при наших прежних встречах. Конечно, он знал, что кабинет хочет моей отставки, так как я защищаю точку зрения необходимости продолжать войну. Тут же присутствовал военный министр, который ни в рейхстаге, ни внутри кабинета министров не выступал на защиту императора и армии; в противном случае ему пришлось бы покинуть свой пост. Наступил чрезвычайно печальный момент; было ясно, что правительство больше не желает воевать. Оно считало своим долгом идти на все жертвы. Может быть, оно уже слышало рокот революции 9 ноября? Надеялось ли оно спасти отечество от нее посредством капитуляции перед внешним врагом? Я говорил серьезно и взволнованно. Я предостерегал от воли противника уничтожить нас и от надежд на Вильсона.

Я предостерегал от большевизма в Германии и от травли, направленной на офицеров, которая теперь развивалась с особенной силой. В России это также явилось решительным моментом переворота.

Я предостерегал против попыток пошатнуть