Шрифт:
Закладка:
– Вы журналист? – мои брови еще сильнее придвинулись к переносице. Только общественной шумихи мне сейчас не хватало!
– Конечно нет! Разве я похожа на журналистку? Семидесятипятилетние старухи вроде меня больше походят на музейные экспонаты, не находите?
Ничего подобного я не находила. Я на пять лет старше и я не считаю себя музейным экспонатом – я считаю себя живым человеком, способным наслаждаться ценностью дарованной ему жизни. Нечего себя хоронить заранее…
– Простите, Мирабелла, Вы позволите мне войти?
До прихода моих гостей ещё есть время, а она пришла явно ко мне, потому как точно знает моё имя. Что же это такое? Я предвидела в лице незнакомки что-то непростое… Поэтому и открыла дверь, и отошла в сторону, позволяя ей переступить порог моей квартиры. Потому что я никогда не бежала от проблем и всегда была готова к новым открытиям. Даже сейчас, когда у меня совсем не осталось никакой поддержки и опоры, и уж тем более защиты: ни Геральта, ни Шона, ни кой-нибудь ещё небезразличной души рядом со мной уже давно нет.
Закрыв входную дверь, я со скоростью неунывающей старухи прошла в гостиную, и незваная гостья, заметно прихрамывая на правую ногу, проследовала за мной. Мы обе сели за стол – по разные его концы, друг напротив друга.
– Я готова выслушать Вас, – снова первой начала я, видя, что моя гостья будто чувствует себя неловко, потому как стремится часто поправлять свою седую прическу, собранную в простой пучок на затылке.
– Не буду ходить вокруг да около, в нашем возрасте это излишне, а потому скажу Вам, Мирабелла, всё как есть. У Вашего мужа, Геральта Армитиджа, был внебрачный ребёнок. От меня.
Я не поняла, что именно услышала. А когда наконец поняла, всё равно не поняла…
– У Вас были отношения с моим мужем до нашего брака? – я сделала первую попытку понять.
– Боюсь, что нет. Это произошло при вашем браке.
– Что ж, я, конечно же, вам не верю, – мои руки уверенно легли ладонями на стол, в голосе прозвучала непоколебимая твёрдость.
– Вот, возьмите эти бумаги, – незнакомка вытащила из своей помятой сумочки несколько сложенных напополам бумажек, и протянула их мне, – официальный ДНК-тест, со всеми печатями, доказывающий факт того, что Геральт Армитидж является биологическим отцом моего сына Хэнка Бигелоу.
Я взяла бумаги. И прочла их. И ещё раз прочла. А потом ещё и в третий раз… В голове загудело.
– Как? Кхм… – нахмурившись, я быстро заморгала. Будь я чуть моложе, я бы вскочила, воскликнула, ахнула, но… Я уж слишком стара для таких бурных излияний эмоций, к которым, в дополнение ко всему, никогда не была склонна. – Как это произошло? Когда?
– Он не изменял Вам регулярно. По крайней мере, со мной. Со мной у него случилось совершенно случайно и, судя по тому, что я видела позже, он сильно сокрушался из-за произошедшего, потому как любил Вас и вашего общего сына…
– У нас уже был Шон? – заключения ДНК-тестов как будто сами собой стекли с моих сухих рук на гладкую поверхность стола.
– Я родила Хэнка, когда вашему Шону было семь лет.
В памяти мгновенно отобразилась хронология: за четыре года до того, как мы взяли на себя опеку над Джерри, Тиффани и Закари. Вся жизнь, которая была до многодетного материнства, не обремененная финансовой неустойчивостью (за исключением периода потери обоих моих родителей), была для нас с Геральтом особенно счастливой. Мы были молоды, мы были влюблены, у нас был общий сын, мы копили деньги на финансовую безопасность для заведения второго ребенка… Мы копили деньги на второго… Нет, он не мог так поступить! Не Геральт! Он был без ума от меня, особенно в тот период, о котором мне говорит эта женщина! Он осыпал меня цветами и подарками, он приносил мне кофе в постель, он танцевал со мной под грампластинки, он каждый день говорил мне о силе своей любви… И его любовь как будто усилилась, когда Шону пошел седьмой год. Выходит, усилением могло послужить чувство вины? Нет! Не-не-нет… Речь ведь об обожающем меня Геральте, а не о чужом, неверном мужчине…
– Моя хромота врожденная, – вдруг прервала повисшую в пространстве тишину незнакомка. – На лицо я всегда была средней красоты, но откровенная хромота резко отталкивала от меня всех мужчин. В возрасте двадцати шести лет я уже понимала, что, скорее всего, замужество мне не светит, и, собственно, была права. Однако я и не грезила о замужестве, как грезила о возможности стать матерью. Непродолжительное время я была бухгалтером Вашего мужа, который был весьма красив, чтобы на него не заглядывались все его коллеги противоположного пола и даже клиентки. Однако он был неприступен и казался верным семьянином – я могла даже не мечтать о том, что Геральт Армитидж посмотрит в мою сторону. Однако я мечтала. Однажды нас двоих случайно заперли на складе с бумагой. У меня в сумочке, по счастливому для меня стечению обстоятельств, была бутылка виски. Мы осушили её вместе. Я сбросила с себя платье… Фактически, я соблазнила его зная, что это ни во что нормальное для нас не выльется – он сделает всё возможное, чтобы остаться с любимыми женой и сыном, а я буду уволена. Впрочем, Геральт был из благородной породы мужчин, так что вместо того, чтобы уволить меня, уже на следующий день он перевел меня работать в другой отдел – с глаз долой. Вот только я забеременела от него.
Я ушам своим не верила. Я никак не могла вспомнить Геральта вернувшимся домой пьяным. Как же так? Что я упустила? Когда? Шону было шесть? Так… Что тогда в нашей жизни было? Резкий всплеск страсти и нежности со стороны Геральта примерно летом… Вот оно! У Шона были колики, я с ним ночевала у родителей, вечером следующего дня вернулась домой и встретила всё того же Геральта, только как будто умноженного вдвое: вдвое крепче объятия, вдвое сильнее поцелуи, два половых акта за ночь, вдвое продолжительнее танцы, вдвое вкуснее завтраки в постель, вдвое больше цветов в месяц – и так на протяжении всей оставшейся жизни… Это была не любовь? Это было… Чувство вины? Раскаяние? Смесь любви-вины-раскаяния???
Она сказала, что забеременела сразу же. А я не могла забеременеть на протяжении двух лет. Она сказала, что соблазнила его… А он
