Шрифт:
Закладка:
В экипажах
Гайд-парк. Сход с площади Пикадилли
На северо-западе парк ограничен улицей Пикадилли, на северо-востоке — большим дворцовым ансамблем, куда входят Спенсер-Хаус, Бриджуотер-Хаус и Стаффорд-Хаус, на юге — широким проспектом Конститьюшн-Хилл, который соединяет между собой парк Сент-Джеймс и Гайд-парк. Этот проспект неоднократно служил ареной народных манифестаций, благодаря которым выходят на поверхность общественные и политические страсти Англии, но еще ни разу более или менее красноречивые призывы народных трибунов не вылились в настоящие противоправные действия.
На западной оконечности Грин-парка, напротив дворца Эпсли-Хаус, стоит одна из тех массивных и приземистых триумфальных арок, которые так любит Англия. Эта арка служит пьедесталом для скверной статуи Веллингтона, которая повернута боком к улице и потому вызывает в памяти малопочтительный образ сидящего на упрямом осле Полишинеля. И осел этот застыл на месте, упрямо отказываясь перейти реку.
Мы же пересечем широкую улицу Пикадилли, похожую на наши Большие бульвары, и пройдем под воротами, которые находятся напротив ворот Эпсли-Хаус и вид имеют не менее триумфальный. Это вход в Гайд-парк. Он украшен барельефами — копиями знаменитых фризов Парфенона. Неподалеку от этих ворот в самом парке стоит смешная статуя Ахилла на гранитном пьедестале. Это обнаженный черный колосс, возведенный благодаря патриотизму английских дам в память об Артуре Веллингтоне. Однако духовные и физические качества сего великого полководца, чье величие мы познали на собственном опыте[36], кажутся весьма шокирующей аналогией с теми качествами, которые божественный Гомер приписывал бесстрашному и горячему сыну Фетиды и Пелея. Добавим также, что несколько лет назад британская стыдливость, разбуженная насмешками и критикой со стороны иностранцев, почувствовала необходимость купить Веллингтону фиговый лист.
Но опустим эти скабрезные подробности, тем более что наши соседи уже раскаялись, и пройдемся по великолепному модному парку, который два-три раза в день во время сезона балов становится местом встречи самых знаменитых, богатых и знатных лондонцев.
Гайд-парк простирается на площади в сто шестьдесят гектаров. Своим названием он обязан усадьбе Гайда, находящейся на его территории, которая в царствование ГенрихаVIII принадлежала Вестминстерскому аббатству Святого Петра. На севере парк граничит с Аксбридж-роуд, которая есть не что иное, как продолжение Оксфорд-стрит; на востоке — с великолепным рядом домов или, скорее, дворцов, принадлежащих первым английским фамилиям; на юге — с Найтсбриджем; на западе — с прекрасными садами Кенсингтона.
Практически Гайд-парк — это английский Булонский лес: без него Лондон лишился бы зрелища светской жизни, он не просто нужен, он необходим. Там катаются на лошадях и в роскошных экипажах. Описать жизнь Гайд-парка — это все равно что поведать историю цвета английского общества.
Геометрия парка очень проста, главное в ней — это размеры. И еще парк отличается высокими и мощными столетними деревьями, далеко простирающими свои зеленые ветви. В опытных руках Альфанов, Варе и некоторых других ландшафтных декораторов, имена которых всем известны, парк не замедлил бы быстро и выгодно преобразиться. Но чего ради? Англичане любят его таким, какой он есть, им хватает того, что он им дает, они им довольны. И вместе с ними можно вспомнить, что лучшее — враг хорошего. Аллея Роттен-роу, которая является искажением древнего французского названия la Route du Roi (Королевская дорога), на взгляд лондонцев, самая прекрасная в мире. Она пересекает парк с востока на запад по всей его длине и специально отведена для верховых прогулок. Под кронами ее деревьев можно увидеть самых великолепных лошадей на свете.
Амазонки
Хотя публика осаждает парк на протяжении всего дня, есть три отрезка времени, о которых стоит рассказать подробно. Утром, до того как солнце пронижет воздух жаркими лучами, в тот час, который отличается особой прелестью везде, а в Лондоне — в особенности, в пору, когда роса еще блестит на траве, в парк через все его ворота въезжают настоящие любители верховой езды, те, кто любит лошадей ради них самих, а не ради показухи, кто любит в свое удовольствие проскакать легким галопом (canter) так, как если бы вокруг были бескрайние поля. В этот же час на прогулку выходят семьи: в седло садится лорд семи лет или маленькая леди, едва покинувшие детскую (nursery). Англичане отличаются здравом смыслом и практичностью во всем, что касается спорта, и потому они понимают, что добиться успехов в физических упражнениях можно, только если начинать с раннего детства, когда юные члены еще не утратили своей гибкости. Вся эта прелестная публика едет шагом, рысью и галопом под бдительным надзором отца или деда, который счастлив тем, что видит себя возродившимся в новом поколении.
К часу пополудни начинаются прогулки светские. Теперь на аллеях самые модные мужчины и женщины и самые роскошные лошади. Надо быть отличным наездником, чтобы не ударить в грязь лицом на этом взаимном смотре.Красавцы и красавицы, денди, как называют их в Лондоне, по три-четыре раза проезжают прекрасную аллею Роттен-роу, с хлыстом или стеком в руке, с розой в петлице, одетые по последней моде, безукоризненно элегантные и так похожие один на другого в своем совершенстве, что кажется, одна и та же гравюра со страниц «Фолле», «Бон-Тон», «Сильфиды» или «Розовой газеты» размножена в двух тысячах экземпляров на лощеной бумаге.
Гайд-парк. Lady’s Mile — променад для дам
Позднее, между пятью и семью часами, начинается парад экипажей. Их много, и гербы, которые их украшают, говорят о том, что перед нашими глазами проходит в эти минуты вся аристократическая Англия. Лошади — и чистокровные, и полукровки — выглядят наилучшим образом, без той неестественной и излишней полноты, которая так часто наблюдается во Франции у дорогих лошадей. Похоже, английские тягловые лошади находятся почти в такой же форме, как и верховые,— в форме, которая способствует укреплению их мышц, но при этом не лишает стройности и грации. Конская сбруя отличается простотой и в то же время новизной и безупречностью. Экипажи, широкие и удобные, с виду немного тяжеловаты: в них нет той легкости и, так сказать, изящества, которые так восхищали нас в больших восьмирессорных колясках, проезжавших по берегу озера в те золотые деньки Булонского леса, которые были последними днями Второй империи, увидевшими конец… временный конец нашей дорогой Франции.