Шрифт:
Закладка:
Пастырь сдвинул небесно-голубые брови.
– Ты что же, и от нас уходишь?
Насилу выдержав его взгляд, Хейта кивнула.
– Ухожу. Я все обдумала по дороге.
Шарши затряс головой.
– В этом нет нужды. Одного дома тебя лишили, внучка. Но двери другого для тебя всегда открыты.
Хейта улыбнулась и ласково его обняла.
– Благодарю тебя, деда. Но что я стану здесь делать? И сама изведусь, и вас измотаю. Да и потом, я ведь всегда мечтала мир повидать. Вот, видно, время и пришло.
Шарши долго на нее глядел, потом печально улыбнулся. Как и Лахта, он ведал, что переубедить упрямицу не удастся.
– Куда идти-то сдумала?
– В Хольтэст, – ответила Хейта. – К Фэйру. Он давно меня звал, а я все отказывалась. Стану ему помогать, исцелять, а дальше видно будет. – Девушка вновь подступила к Шарши. – Ты только обещай за моей матерью и дедом приглядывать, хорошо?
Пастырь кивнул.
– Конечно, внученька. Обещаю.
Хейта вздохнула.
– Я, правда, с ними даже не попрощалась.
Шарши открыл рот, но ответить не успел. В тот же миг распахнулась входная дверь, и на пороге показалась заплаканная Лахта.
– Доченька! – судорожно воскликнула она.
Следом дверной проем подпер мрачный как туча Борхольд. Хейта кинулась матери на шею. Дед стоял рядом и молчал, но подслеповатый взгляд был горьким-горьким.
Неведомо, сколько они так простояли, когда Лахта, наконец, отстранилась. На бедной женщине не было лица, но она изо всех сил держалась, чтобы снова не заплакать.
– Дошли так быстро, как смогли, – заговорила она. – Я, почитай, сразу к дому бросилась. Мне никто и не подумал мешать. Все судят о том, что делать с Вархом. Даже потешников втянули. Но они вроде против него настроены. – Глаза ее вдруг потемнели. – Вот и хорошо. Пусть ему столько работы присудят, чтобы он руки стер и спину вовек не разогнул!
– Мама! – изумленно воскликнула Хейта.
– А что? – ничуть не растерялась та. – Из-за него мою дочь изгнали. Это я еще мало пожелала. – Она пытливо огляделась. – Ты в этом доме будешь или в каком другом?
Хейта открыла было рот, но слов не нашла и просто застыла, уставив на мать широко раскрытые глаза. Лахта испытующе посмотрела на дочь, склонила голову набок.
– Уходишь?
Девушка сглотнула.
– Да, решила до Фэйра пойти. Как ты говорила.
Лахта кивнула.
– Хорошо. Стало быть, я не зря твои вещи взяла. – Она обернулась к Борхольду, и тот передал ей видавший виды дорожный мешок. – Когда-то, – сказала Лахта, – он принадлежал твоему отцу. А теперь будет твоим. Я тут одежды в дорогу припасла, одеяло, немного еды.
Хейта онемела.
– Но как ты…
Лахта улыбнулась уголком рта.
– Считай это материнским чутьем. – Она вздохнула. – Да и недобрая это затея- жить подле деревни, из которой тебя изгнали. Чтобы каждый звук, долетевший оттуда, изо дня в день напоминал о случившемся.
Хейта с трепетом переняла вещь, которая когда-то принадлежала ее отцу, горячо поцеловала мать, а следом и деда. Борхольд прижал ее к широкой груди.
– Ты прости, что не зашла попрощаться, – прошептала Хейта. – Времени было в обрез.
Дед только крепче ее обнял и сурово произнес:
– Ничего. Они у меня еще попляшут. Кровопийцы проклятые.
Лахта тронула дочь за плечо.
– Вот, кошель еще возьми. Тут, правда, всего одна монета, зато золотая. Берегла на черный день.
Хейта хотела воспротивиться, но мать так на нее поглядела, что она не осмелилась. Подвязала кошель к поясу и закинула за спину мешок.
– Да ты его оставь пока, – спохватилась Лахта. – Тяжелый. Успеешь еще натаскаться. Отдохни, отоспись. Путь предстоит неблизкий.
Хейта потупилась, переступила с ноги на ногу и веско проговорила:
– Я сегодня пойду.
Лахта вытаращила глаза.
– На ночь глядя?! Зачем? Куда торопиться?
Хейта решительно тряхнула головой.
– Осень настала. Дожди со дня на день зарядят. Не хочу промокнуть, и дороги развезет.
Девушка оглядела недоверчивые лица родных и добавила мягче:
– Да и сердце толкает в путь. Когда оно так горит, лучше не мешкать.
Они не ответили ей. Просто разом понурились, как цветы, которые покинуло солнце, и трудно кивнули. Отпускать ее им было тяжело, но отпускать тотчас- вдвойне тяжелее.
Хейта тряхнула мешком.
– Сперва в дорогу обряжусь.
Один за другим Лахта, Борхольд и Шарши покинули стены теплого дома. Маленькая дверца со скрипом затворилась, вспугнув с окна черно-синюю сойку. Яркой стрелой взмыла та в воздух и тотчас исчезла в гуще темной листвы.
Птицы с таким оперением довольно редки. Знай они, что эта сойка появилась подле Хейты не в первый раз, наверняка бы насторожились. Но они того не знали. Только Тэш снова ее заприметил, но, с истинно детской беззаботностью, значения тому не придал.
Вскоре, снарядившись в путь, в дверях показалась и сама Хейта. Окинув чутким взором застывших в молчании пастырей, она нерешительно замерла на пороге. Девушка не знала, что надо было сказать, но слова как-то сами нашлись.
– Спасибо вам, дорогие пастыри, – улыбнулась Хейта. – За то, что все эти годы нянчились со мной, учили уму-разуму, кормили, в дом привечали. Спасибо и тем, кто меня любит, и тем, кто еле терпит. – Она мельком поглядела на Кхоша, а тот неожиданно отвел взгляд. – Мне будет не хватать всех вас.
Маленький Тэш громко зашмыгал носом.
– Я не прощаюсь навсегда, – поспешно добавила Хейта. – И обязательно буду время от времени вас навещать. – Она вздохнула. – Однако сегодня я вынуждена проститься.
Не в силах дольше терпеть, Тэш бросился вперед и повис у нее на шее. Хейта крепко прижала к себе названого брата, ласково погладила его по волосам.
– Не уходи, – прошептал он. – Тебе не место среди людей. Ты ведь не человек. Не такой, как они. Ты можешь остаться с нами.
Хейта бережно коснулась пальцами его щеки.
– Ты прав, я не человек. Но и не пастырь.
В глазах маленького Тэша протаяло понимание.
– Ты – Фэй-Чар.
Девушка кивнула.
– Верно.
Он сдвинул брови.
– И что это значит?
Хейта усмехнулась.
– Думаю, именно это мне и предстоит узнать.
Тот вздохнул и грустно кивнул в ответ. Горячо простившись с матерью и дедом, Хейта ступила на тропу. По правую руку от нее черной тенью вырос Ройх. По левую- воспарил волшебный фонарик. Чувствуя, как щемит сердце тоска, Хейта быстро пошла вперед. Шевельнулись еловые лапы, скрыв ее из виду. Вот и второй дом остался позади.
Лунный свет окутывал деревья загадочной голубоватой пеленой. Прозрачная, неуловимая, легкая, она беспрестанно мерцала, точно тонкое полотно, вытканное руками неведомых небесных
