уши и непременно мокрые.

– Почему? – резонно вопрошала я, стаскивая штаны с Сандро в полном отчаянии от грядущего внепланового бронхита.

– Мяч упал в озеро, а откуда я мог знать, что он за ним бросится в воду?!

Бывало и похуже.

В один прекрасный день папачос решил прогулять пятилетнего Сандрика, чтобы тот перестал мучиться ревностью к новорожденному младшему братцу. Я в блаженном покое пользовалась дома заслуженным почетом и уважением. Какое счастье – думала я, – дожила: один ребенок спит в парке с няней, второго заткнула папаше, свобода!

События тем временем разворачивались следующим образом: повозившись немного с сыном, папа решил вернуться к делам.

– Может, для разнообразия пойдешь в гости? А давай мы тебя к Автошке отвезем, тут ближе, – предложил папа. – Ты поднимись и позвони, дома обязательно кто-то будет.

Сандро сделал, как было приказано: послушно поднялся вверх, позвонил.

Молчание. Еще раз позвонил. Тишина. Стал долбить руками, потом ногами, потом звать, но железная дверь упорно молчала. Он все не мог поверить, что остался один на пустой лестнице, и отчаянно ждал хоть какого-то знака: сопел, прислушивался, снова бился, но когда надежда угасла – наконец заплакал.

Сыну ничего не оставалось, как спуститься вниз. Шумная улица была полна незнакомых людей, и Сандрику пришлось вспоминать – чему учили его родители на случай экстремальных ситуаций.

Правда, ему тогда было года три, не больше.

– Сандро, – мама и папа подошли к делу серьезно. – Если ты вдруг окажешься один, ты должен сказать взрослым вот что: «Меня зовут Сандро, моя фамилия такая-то, я живу в городе Тбилиси по адресу такому-то, мой домашний телефон – вот то-то и то-то». Понял?

Сандро кивнул кудряшками, тараща круглые глаза от усердия.

– Повтори, – царственно позволил папачос.

Сандро набрал полную грудь воздуха.

Мы приготовились слушать, улыбаясь в умилении: какой у нас умный ребенок!

– Я ничо такого ни жнаю, – четко отрапортовал Сандро, выдохнул и улыбнулся во всю ширь щербатого рта.

Это стало еще одним домашним мемом, но оптимизма не прибавило.

Сейчас-то он мог отбарабанить без запинки всю спасительную информацию, только – кому?! Кому ее сказать – все проносятся мимо, только пара сердобольных студенток, отплевывая семечки, отметила – какой миленький, а чего плачет? Но все равно прошли, не останавливаясь.

Отходить от подъездной двери было страшно – а вдруг потеряется и заблудится? Сандрик вытянул шею, поглядел в сторону парка и вдруг вспомнил, что там каждый день гуляет Мишка с няней Мариной. Раньше Сандро тоже с ними ходил, а потом началась школа. Но это была спасительная мысль и шанс найти кого-то из своих.

Спускаясь по знакомым мощеным аллеям вниз, Сандро тревожно смотрел по сторонам, чтобы не пропустить знакомые лица. Нет, мимо ходили чужие няни, а при них – дети, кто в коляске, кто за ручку. Снова стало страшно – и Сандро быстренько побежал назад, позвонил в дверь снова, опять – молчание.

Не в силах вынести отчаяние, мальчик сел на ступеньки и завыл, всхлипывая и поливая лестницу потоками слез. На звук выглянула соседка и ахнула – ребенок был залит не только слезами, но и кровью: от напряжения лопнул капиллярчик.

В это время я доделывала маникюр, довольная передышкой: дети пристроены, я отдохнула, жизнь налаживается! Может, я смогу выходить гулять с девочками?

Телефонная трель прервала мои мечтания.

– Простите, у меня ваш мальчик, не волнуйтесь. – Женский голос был мне незнаком. Пока я судорожно нашаривала стул, чтобы не упасть, в трубке возник рыдающий Сандро:

– Ма… ма… Ма-ма!

– Как?! Как можно было оставлять пятилетнего ребенка одного, не проверив, есть ли кто-то дома? – бесконечно поминала я папачосу вопиющую безответственность.

Он покаянно склонял голову, пока его ангельское терпение не лопнуло:

– А помнишь, как ты не могла его укачать в первую неделю ночью и чуть не выбросила?

Нашел что напомнить! У меня была послеродовая депрессия. Это нечестно.

Но справедливости ради могу покаяться, что мы оба в невежестве ставили над первенцем нечеловеческие опыты.

Как мы столкнули Сандрика с кровати

Зима была очень холодная, а наше тогдашнее жилище – странная пристройка в «итальянском» дворе – обогревалась только воняющим соляркой прибором под названием «Турбо».

Две комнатки – гостиная и спальня, санузел – не просто странный, а сюрреалистический, застекленный (sic!), стоящий на сваях и дизайнерски задрапированный занавесочками из столовой клеенки, а между комнатами втиснуты кухонька и лоджия.

Молодые восторженные родители забрасывали первенца игрушками и обращали на него слишком много внимания – каждое действие, начиная от показывания пальчиком на птичку и заканчивая сидением на горшке, вызывали конвульсии восторга и подробные пересказы всем встречным и поперечным, которые, конечно, должны были узнать, что мы произвели на свет гения.

Папачос утром уходил на работу; ожидая его, мы с Сандриком целый день развлекали друг друга.

– Тутанааа! Аликусиааа! – громко звал кудрявый ангел снизу вверх свою массажистку, соседку Сусанну и ее сына. Сусанна выглядывала и ворковала с балкона, курдские девчонки ревниво следили за их флиртом – Сандрик им тоже нравился. Он вообще с рождения умел налаживать отношения с женщинами.

Несмотря на то, что родители мы были молодые и не очень опытные, кое-что мы делали правильно: например, спать укладывали ребенка строго в его кроватку. Но когда приходило время ложиться нам самим – в ледяные простыни – потихоньку перекладывали круглого сонного мальчика и грели таким образом постель. Потом – согласно протоколу – переносили его обратно и быстренько ныряли под нагретое одеяло.

Однажды под утро нам показалось, что на ногах лежит посторонняя тяжесть, повозились и пинком сбросили ее на пол – наверное, подушка, решили мы спросонья синхронно.

Подушка тяжко шлепнулась на пол и крякнула. Ногам стало легко. Почмокав губами, мы приготовились продолжить сладкий утренний сон, однако неясная мысль заметалась, как доброе привидение, в полумраке спальни. Попробовали отогнать, но мысль поплотнела и уселась прямо на голову.

– Слушай, – сонно спросил папачос. – А где ребенок?

– В кроватке, наверное, – так же сонно отвечала я, не открывая глаз.

– А что мы сбросили на пол? – продолжал папачос.

Некоторое время мы помолчали, перебирая варианты.

Подушка? Тогда почему она была такая тяжелая и издала какой-то живой звук? Кошка? Но у нас нет кошки! Мысль упорно вела в правильном направлении. Вот, во-о-о-от, ну-ка, ну-ка, итак, мы слышим верный ответ, и это…

– Ребенок, – открыли мы глаза одновременно, подорвавшись, как на мине, и с остановившимися сердцами высунули головы за изножье кровати.

Сандрик лежал в коконе собственного одеяла, закукленный верчением, и спал, как ангел.

На