год до того, как родители ушли, – отец нарисовал для меня карту города: там было зашифровано название комнаты, в которой они с мамой спрятали подарки. Я был в восторге от этой затеи и взял с отца обещание, что в следующий раз он нарисует карту Серры. Но следующего раза не случилось… – Он замолчал, а мое сердце защемило от жалости – будь мы одни, я бы положила ладонь Кинну на плечо, но вместо этого с силой сжала руки на коленях. – Когда я услышал о карте, то сразу вспомнил об этом обещании. Сегодня всё было слишком сумбурно: много людей и разговоров, еще и Ферн с Люциллой… Но завтра…

Глядя на Кинна, в глазах которого загорелась надежда, я осознала, что у меня не хватит духу сказать ему, что в карте ничего не могло быть зашифровано – ведь Ронс Террен не мог знать, что его сын когда-нибудь ее увидит. Я проговорила:

– Что ж, хорошо, что мы сможем как следует ее изучить.

И мы присоединились к разговору Нейта с Кьярой о том, с каких предметов лучше начать обучение. Так мы сидели, беседуя и изредка посматривая в окно, пока окончательно не стемнело. Только тогда все разошлись по спальням.

Ферн ночевать не пришел.

Наутро Кьяре пришлось долго стучать в дверь, чтобы разбудить меня.

Холодная вода взбодрила ненамного, и на кухню я пришла, с трудом сдерживая зевоту. Кьяра уже успела позавтракать и теперь, засучив рукава мантии, с которой она так и не пожелала расстаться, протирала на кухне окна.

Заметив мой удивленный взгляд, девушка улыбнулась.

– При храме я вставала с рассветом и никогда не сидела сложа руки. А уж здесь без дела точно умом можно тронуться. А ты как? Плохо спалось?

Видимо, мой бледный вид говорил сам за себя. Мне снова снились кошмары. После разговоров о Лилле во сне меня преследовали Тени, и среди них вдруг появилась девушка, но я не успела разглядеть ее лицо, поскольку в тот же миг проснулась с коротким вскриком.

Кьяра была столь энергичной, что мне не захотелось жаловаться ей на дурные сны. Поэтому я лишь пожала плечами:

– Никак не могу привыкнуть к новому месту.

Сочувственно кивнув, девушка продолжила мыть окно. И только когда она ушла, оставив меня завтракать в одиночестве, я задумалась. Кьяра сказала, что вставала с рассветом, но как же крики Теней? Неужели они не мешали ей спать?..

Нейт вызвался проводить меня и Кьяру до Оранжереи и по пути объяснял, где сворачивать, чтобы мы запомнили дорогу. Поравнявшись с ним, девушка спросила, как в особняке найти библиотеку.

Глядя на профиль Кьяры, я снова почувствовала, что она мне отдаленно знакома, хотя я ничего о ней толком не знала. Не знала, как она очутилась при храме, как там жила, хотела ли стать Служительницей и как именно попала в Квартал. Возможно, теперь, пока мы будем вместе позировать для портрета, удастся узнать о ней что-нибудь.

В особняк Нейт заходить не стал – остановился у ограды, дождался, пока мы поднимемся на крыльцо и откроем дверь, а потом махнул нам рукой и ушел, больше не оглядываясь.

В доме царила всё та же неуютная тишина. На секунду я понадеялась, что Глерр о нас забыл и отправился спать, но, когда мы вошли в гостиную, я заметила его худощавую фигуру у окна. Он взглянул на нас и жестом позвал за собой.

Сначала мы оказались в длинной галерее с широкими окнами. На правой стене висели картины и гобелены: некоторые из них были созданы многие века назад. Заметив мое внимание, Глерр сказал:

– Я собрал здесь всё, что представляет хоть какую-то ценность.

В самом конце галереи мое сердце екнуло – в стеклянной витрине, запертой на ключ, лежала карта, и я с первого взгляда поняла, что это та самая: похожая техника, и надписи, и любовь к деталям. Мне хотелось задержаться и рассмотреть ее, но Глерр уже толкнул двери в следующее помещение, и оставалось только последовать за ним.

– А здесь вы можете видеть мои работы, – объявил он, когда мы вошли в другую, короткую галерею.

Можно было ничего не говорить: и так становилось ясно, кто автор этих картин, – отовсюду на нас смотрела златовласая Люцилла. Но кое-где висели и другие портреты: я заметила Тайли, Риссу и безымянную миниатюрную девушку. Я с волнением подумала, что найду здесь и Лиллу, но незнакомых лиц не увидела.

– Вот тут я планирую повесить ваш портрет.

Глерр указал на свободное место рядом с изображением Риссы в пышном кроваво-красном платье – как и в жизни, в ее глазах горел вызов, а губы были изогнуты в высокомерной усмешке. Чуть задержавшись, я последовала за Кьярой, сохранявшей упорное молчание.

Пройдя через пустой аванзал с небольшим диванчиком, мы наконец попали в ярко освещенную мастерскую – свет проникал сюда сквозь стеклянный потолок и широкие окна, а в воздухе густели запахи красок и холста. На многочисленных столиках теснились баночки с красками и кисточками, у стен стояли подрамники – пустые и с холстами, на длинном столе у самого окна виднелись листы бумаги и десятки карандашей, а посередине комнаты разместился импровизированный помост, задрапированный темно-синей бархатной тканью.

Кьяра огляделась с нескрываемой неприязнью и сухо спросила:

– И куда нам? Сюда? – она кивнула на помост.

Глерр удивленно посмотрел на нее и с легкой усмешкой сказал:

– Для начала вам надо переодеться. Вы же не думаете, что я буду рисовать вас… в этом? – он небрежно указал на мантию Кьяры и мое зеленое платье.

Взгляд девушки потемнел, а голос сердито дрогнул:

– И во что ты предлагаешь нам переодеться?

Юноша изящно взмахнул рукой, указав на дверь в углу.

– Там для вас всё приготовлено.

Резко развернувшись, Кьяра прошагала мимо меня с непроницаемым видом. Собираясь пойти за ней, я бросила взгляд на Глерра: он с довольной улыбкой поправлял складки на помосте.

Когда я зашла в тесную комнатушку, мне сразу бросилось в глаза выражение ужаса на лице Кьяры, с которым она рассматривала два голубых платья, аккуратно разложенных на узком диванчике. Высокая талия, короткие рукава, цветочная вышивка по лифу и подолу – эти вечерние платья были украшены явно по альвионской моде: сложным узором с обилием мелких деталей. Кьяра нерешительно подошла к тому платью, которое было больше по размеру и на полтона темнее, чем второе. А до меня неожиданно дошло: она ведь росла при храме и, значит, обычную одежду не носила. Только мантии Прислужниц. Я ободряюще улыбнулась ей: