Мою душу наполняла горечь. Я обещал вернуть Денису фамилию и честное имя, а что в итоге? Помер. Сам дурак, с одной стороны. Я же велел уходить. Он не послушался. Вот только, если бы не Денис, возможно, я и не справился бы со столькими одарёнными.

— Прости, я не смог его уберечь. Мне жаль, — проговорил я. — Он храбро сражался.

— Нет, не вини себя. Ты не виноват, — лицо Лизы выражало тоску и боль. — Это они виноваты, те, кто пришёл сюда. Это они его убили и… чуть не убили тебя.

Я поднялся на ноги, моё эфирное тело стало чуть более ярким. Силы медленно возвращались. Но расслабляться было рано, оставалось ещё одно дело.

— Завод, — сказал я. — Они напали не на завод. Мне надо ехать.

— А вот об этом можете не беспокоиться, — сказал Дмитрий. — Отец только что звонил, говорит, фабрика под нашим контролем. Враги убиты и захвачены в плен. У нас, кажется, один погибший.

— Пленники — это хорошо, — проговорил я и оглянулся по сторонам. — Надо бы здесь прибраться.

Оставив Нику и стражников собирать трупы, мы с Лизой пошли в дом. Разрушения были ужасные. Деревянный флигель представлял собой груду брёвен, особняк тоже сильно пострадал. И кто мне за всё это платить будет? Эх, я бы заставил Шереметева заплатить — заплатить за всё. Вот только состояния его не хватит, чтобы возместить ущерб, причинённый моему роду.

Моя гостиная превратилась в свалку. Мебель поломали, фарфоровый сервиз в шкафу побили, как и сам шкаф. Ещё и чуть не сгорело всё к чертям. Спасибо Лизе, потушила, пока я устраивал нападавшим огненный ад.

К счастью, до других комнат шереметевские холуи не добрались. Всё осталось на месте, в том числе артефакты. Дружинники отступали в спешке, им было не до грабежа. Раненых они забрали, но вот убитых оказалось полно. По всей усадьбе валялись трупы, а на дороге торчали четыре машины, три из которых превратились в дымящиеся груды железа.

На заводе дела обстояли лучше. По словам Горбатова, который дожидался меня на самом предприятии, противнику удалось прорваться на территорию, но потом подоспели стражники, проживавшие в доме напротив. После короткой стычки несколько шереметевских дружинников отступили на улицу и в конечном итоге уехали, а четырнадцать человек оказались заперты в цехе. Шесть из них в ходе сражения были уничтожены. Остальные, исчерпав запас сил и поняв, что победы им не видать, как собственных ушей, сдались.

С нашей стороны тоже были потери. У Горбатова погиб стражник, а пятеро бойцов, в том числе один из моих ребят, получили ранения. Оборудование на заводе пострадало, но не критично. Плюс к этому погиб рабочий, не успевший удрать из цеха, когда началась заварушка.

Мы с Юрием Степановичем вместе осмотрели цех, в котором случилась бойня. Горбатов уже распорядился обзвонить больницы на тот случай, если дружинники отвезли туда своих раненых, но пока новостей не было.

Шесть пленников временно располагались в небольшом пустующем помещении длинного одноэтажного цеха. Их запястья сжимали блокирующие браслеты, у одного была перебинтована голова, у другого — рука, у третьего — туловище. Магов среди них не оказалось — только эфирники. Два одарённых были убиты, одного из них прикончил лично Горбатов.

У пленных мне удалось узнать, что возглавлял отряд сотник Саморядов, но этот перец, к сожалению, удрал. В остальном, ничего нового: группа из шестидесяти человек отправилась в Ярославль, чтобы убить меня и вернуть предприятие. Приказ, разумеется, отдал Шереметев.

По общей численности дружины тоже удалось получить кое-какую информацию. В Москве на охране различных предприятий у Шереметевых было задействовано от ста до ста пятидесяти эфирников и одарённых. Из них шестьдесят отправили в Ярославль. Члены семьи в это число не входили.

В отряде был лишь один родственник Святослава — некий Аркадий Шереметев, маг земли, бывший глава тайной канцелярии рода. Он поехал в усадьбу и, судя по всему, пал от моей руки.

После общения с пленными я и Юрий Степанович вышли на улицу.

Гудели чёрные от копоти цеха, трубы дымили, что-то гремело и лязгало. Повсюду шастали рабочие в промасленных ватниках и робах. Предприятие продолжало варить металл, словно ничего и не произошло.

— Всё закончилось не так плохо, как могло бы, — подытожил Горбатов. — Вы живы, фабрика осталась под нашим контролем. Наши потери незначительны. Так сколько, говорите, к вам приехало стражников?

— Не меньше тридцати. Среди них было, как минимум, восемь одарённых, шесть из которых мы оприходовали.

— Тридцать! Батюшки. Словно на войну шли. И шесть одарённых убиты… Да вы опасный человек, Алексей.

— Для врагов опасный, — согласился я. — На вашем месте я бы не был так уверен, что всё закончилось. Святослав не сдастся. Не такой он человек.

— Прекрасно это понимаю, и надеюсь, что завтра нам удастся заручиться поддержкой губернатора и полицмейстера.

— Поддержка — это хорошо, но за неё придётся платить. Кстати, что будем делать с пленными?

— Требовать выкуп. Больше ничего не остаётся.

— Это если Святослав изволит с нами договариваться. А если нет? Да и потом, мы предупредили, что у нас в гостях его зять. А он что? Взял и напал. Надо наглядно продемонстрировать, что нельзя так делать. Шереметев должен понимать, что мы настроены серьёзно.

— И что предлагаете? Мы же не можем убить Разумовского? Он — единственный козырь в наших руках.

— Ради которого Святослав палец о палец не ударил. Кажется, он не слишком-то ценит жизнь своих родственников. Но нет, я не предлагаю убивать Разумовского. По крайней мере, сейчас. Но отреагировать надо? Надо. Можем казнить одного из пленников. Видеокамера есть?

— Найдём. А зачем?

— Запечатлеть казнь и отправить Шереметеву. И записку приложить, мол, Разумовский будет следующим. Может быть, хотя бы это подтолкнёт его к переговорам?

— По правде сказать, я и сам думал о чём-то подобном. Вот только убийство пленника — поступок, мягко говоря, сомнительный.

— Да? Сомнительный? А то, что делает Святослав, как расценивать в таком случае? Какой тогда смысл держать заложников, если это не оказывает никакого давления? Давайте просто отпустим их на все четыре стороны. А что?

Мне и самому не очень нравилась идея казнить пленника, но нельзя было проявлять мягкость и позволять врагу игнорировать наши требования.