– Быть может, – коротко улыбнувшись, сказала она, – я узнаю его, когда увижу.

– Чушь, – пророкотал отец. – Ты просто перепутаешь титьку с ягодицей. Поставь себе цель. Подберись к ней. И покори.

Эстель улыбнулась.

– Ты разве не знаешь, папочка? Путешествие и есть основная цель.

– Дешевая фразочка, – пророкотал Хед. – Лозунг с сувенирного кухонного полотенца.

Однако Эстель ввязываться в спор не хотелось.

– Когда я найду, что ищу, – сказала она, – ты первым узнаешь об этом.

И отбыла, оставив отца ворчливым, рассерженным и, по правде сказать, весьма опасным.

Ему ненавистно было признаваться, что он скучает по дочери, однако многочисленные карточные приятели и коллеги Хеда по работе с нетерпением ожидали возвращения Эстель, поскольку ее присутствие действовало на него, как действуют на раскаленные угли брызги воды. А тот сектор вселенной, коим ведал Хед, приобретал в отсутствие Эстель репутацию места небезопасного.

24

Управлять маленьким зоопарком, поддерживать его в состоянии жизне– и платежеспособности было довольно трудно и без тревог насчет того, все ли твои животные умеют плавать. Не с этого ли, думал Люк, и начинались большие библейские катаклизмы – с досады и сомнений, с общей убежденности в том, что с погодой творится нечто странное, за чем следовало медленно нараставшее неверие, сменявшееся страшным пониманием того, что всем и всему предстоит утопнуть.

До сей поры кризис еще оставался управляемым, однако прошлой ночью ударил мороз. А вчера град вышиб в кафе зоопарка шесть окон. Люк вздохнул. Гидрометцентр, пережив засуху, потоп, экваториальную жару, ледяной дождь и град, прекратил выкладывать прогнозы в Сеть. А телефонные звонки в него натыкались на записанное сообщение: «У нас возникли сложности с коммутатором. Пожалуйста, перезвоните позднее».

Всего лишь этим утром состоялось собрание сотрудников зоопарка, посвященное выработке неотложных мер. До сих пор думать об отоплении в июне им не приходилось, но теперь температура за полдня скакнула вверх на тридцать градусов, и все ощутили опасность изжариться заживо.

Хорошо уж и то, думал Люк, что зоопарк расположен на одной из самых больших в городе высот, и хотя от протечек и засорения стоков он, как и все прочие, не застрахован, но, по крайней мере, остается относительно сухим.

Всякий раз, как Люк представлял себе животных, стоящих по животы и подбородки в воде, его начинало подташнивать – и до того, что даже мысли об эвакуации становились для него непосильными. Как? Куда? На каком транспорте? Как ухитрился Ной разместить грызунов рядом со змеями и хищными птицами? Можно ли надеяться, что пингвины спокойно, вразвалочку полезут в «лендроверы», что твои лабрадоры? Кто-нибудь уже сконструировал непотопляемый фургон для дромадеров? А как быть с крокодилами и кайманами? Что-то он затруднялся вообразить эвакуацию, которая пройдет спокойно и гладко, и потом, как прикажете поступить с его персоналом? Правда, в последние дни кое-кто из смотрителей на работу выходить перестал, но это могло объясняться наводнениями, расплавившимся асфальтом, обледенелыми дорогами и прочими сменявшими друг друга сюрреалистичными погодными явлениями.

Люк жил еще выше зоопарка, в последнем этаже построенного на рубеже столетий многоквартирного, стилизованного под замок дома с зеленой башенкой в одном из углов крыши. Из-за башенки-то он это жилище и купил – и использовал ее как спальню, хоть ту и продувало насквозь и стены у нее были кривые. Обставить башенку по-человечески оказалось невозможно, и Люк удовольствовался штабелями книг и постелью на полу – с кучей одеял, которые защищали его от здешних климатических условий.

Какими бы крушениями ни потчевала его жизнь, открывавшиеся из этой комнаты захватывающие виды приносили Люку утешение. Три огромных простора на востоке, юге и западе позволяли ему чувствовать себя плывущим на фоне колоссального пейзажа капитаном корабля. Даже ветра в лицо и того воображать не приходилось. Но нынче – впервые – эти виды тревожили его. Странный колеблющийся свет, который отражался разлившимися внизу огромными лужами, наполнял комнату. Ночами вода расписывала потолок волнообразными узорами, подобными сообщениям, расшифровать которые он не мог. Бьющий в окна град звучал жутковато. Люк засыпал на несколько минут, и ему снились непонятные существа, колотившие кулачками по окнам, пытаясь прорваться внутрь.

В темноте тускло светились на экране будильника бледно-зеленые цифры: 3.35. Еще одна бессонная ночь.

Местные правительственные органы раз за разом выпускали заверения, что все находится под контролем. Но когда ртуть в термометрах поднялась выше отметки 47 градусов, им пришлось ввести чрезвычайное положение, а после того, как пошел снег, заголовки газет завопили: АПОКАЛИПСИС СЕГОДНЯ!

Люк со вздохом вылез из постели, натянул джинсы, подошел к окну, встал у него. Ночь была ужасна и прекрасна, черная и серебристая, как старая фотография, и вся в серых полосах дождя. На миг его пронзило желание увидеть какую-нибудь частность – не весь тонущий мир, но что-то свое, личное: подругу на переднем плане, которая придавала бы смысл всей остальной картине. Ребенка.

Так он простоял долгое время, всматриваясь вниз. Там вспыхивали и гасли еще не вышедшие из строя неоновые рекламы. Ледяной туман смягчал очертания ландшафта, обращая прямоугольники и квадраты в мягкие ромбы и продолговатости. И наконец, уже в четыре утра, когда полумесяц зашипел в небе, точно таблетка «Алка-Зельтцера», Люк возвратился в постель.

25

Ко времени, когда он проснулся окончательно, кто-то вот уж несколько минут как жал на кнопку его дверного звонка. В такую рань? Ему и заснуть-то удалось совсем недавно.

– Здравствуйте. – Стоявшая за дверью особа ухмыльнулась. Он ее никогда и в глаза не видел. – Я ваша соседка снизу.

Какая радость, подумал Люк.

– Чем могу быть полезен? – Вежливый тон давался ему с трудом.

– Я правда надеюсь, что можете? Вы не собираетесь, типа, предложить мне чашку чая? – Девушка склонила голову набок. Лет ей было никак не больше шестнадцати, а гладкие черты лица придавали вид еще более молодой. – Вы не жаворонок, верно? Ну ничего. Чай я и сама заварю.

Снится ему это, что ли? Девушка, которой он в жизни не видел, заваривает чай на его кухне.

– Где у вас чайные пакетики? – и когда он сказал где: – Соевого, наверное, нет?

Люк удивленно уставился на нее:

– Кого своего?

– Я про молоко. Неважно. Я, типа, черного выпью? Но правда, вы, типа, попробуйте соевое. У меня столько проблем было с, ну знаете, когда живот пучит?

Она вручила ему чашку чая. Несмотря на всю ее болтовню, чай Люку понравился.

– Меня зовут Скайпи? Спорим, вы, типа, удивляетесь, что я здесь делаю?

– Не хочу показаться грубым, однако да. Удивляюсь. – Он посмотрел на часы.