Шрифт:
Закладка:
Сейчас Тереза редко надевает эту рубашку, в основном из‐за ее ветхости; она так часто носила эту вещь в молодости, что ткань истончилась и изорвалась. Вещи стареют и противятся нашему желанию хранить память (Forty & Kuechler 1999); шелковая материя ветшает и рассыпается, и Тереза уже не может интегрировать ее в собственную идентичность. Она по-прежнему любит рубашку и хранит ее в гардеробе, но не может носить, как раньше, поскольку боится, что та окончательно развалится. Вместе с тем прорехи и потертости подтверждают, что эту вещь очень любили и много носили. Рубашка приобретает ценность благодаря самой своей древности (Riegl 1982), не потому, что в ней воплощен тот или иной период жизни владелицы и ее память о нем, а скорее потому, что ее носили постоянно, потому, что она обладает собственной материальной биографией; вещь ценится, поскольку в ней запечатлено движение времени как таковое, сам процесс обветшания.
Как показывает история с шелковой рубашкой, женщины хранят старые вещи по разным причинам и не всегда окончательно оставляют их в прошлом. Некоторые офисные наряды Терезы обрели новую жизнь. В ее летнем гардеробе по-прежнему имеется льняной жакет без воротника, с длинными рукавами. Хотя льняная ткань легко ниспадает вдоль тела, конструкцию наряда формируют громоздкие подплечники – модный тренд 1980‐х годов, когда Тереза еще ходила на работу. Поэтому, несмотря на тонкую ткань, жакет словно упаковывает тело в коробку, придавая ему квадратную форму. Тереза любила надевать эту вещь в офис, поскольку жакет довольно свободный и «не слишком тесно облегает тело»; она контрастно сочетала его с короткими обтягивающими юбками и топом. Для нынешней жизни Терезы, дома, с детьми, этот жакет не годится; вместе с тем однажды, когда я зашла к ней, она как раз раздумывала, не надеть ли его на родительское собрание. Ей не нравились подплечники, ассоциировавшиеся с модой 1980‐х годов, поэтому она решила распороть швы и убрать их.
Отсутствие ворота, легкая ткань, плавные формы, которые жакет приобрел после удаления подплечников, – все это позволило Терезе прийти к выводу, что вещь впишется в новый стиль, если носить ее с джинсами. Формальный жесткий силуэт офисного наряда оказался сглажен, и теперь он сочетается с образом заботливой матери. В этом случае вещь из прошлой жизни актуализируется и служит для создания нового образа: непринужденно стильной и энергичной матери. Терезе хватило умения не только сделать жакет пригодным для носки, но и реанимировать частицу своего прежнего профессионального «я», переосмыслив ее как составляющую своей новой жизни в роли матери. Это оспаривает представление Гидденса о характере взаимодействия биографии с самоидентификацией (Giddens 1991). Оказывается, прошлое не исчезает навсегда: благодаря одежде оно может превратиться в настоящее. Пусть профессиональная карьера Терезы завершилась, но пока она продолжает сочетать вещи из разных периодов жизни в своем гардеробе, биография, воплощенная в этих костюмах, продолжается. Элементы ее профессиональной идентичности могут актуализироваться в наряде, сочетающем в себе старые и новые вещи. Такой костюм бросает вызов привычным представлениям о линейности биографии, выражаемой посредством гардероба.
Замороженная/спящая одежда
Льняной жакет – это офисная вещь, которую Тереза может снова носить, поскольку та поддается модификациям, позволяющим привести ее в соответствие с актуальной идентичностью владелицы. Многие женщины, однако, не могут надеть свои старые наряды, поскольку те больше не вписываются в их жизнь. Пример тому – Мумтаз, женщина сорока лет, британка азиатского происхождения, невестка Терезы. Сейчас она живет у своих родителей в северо-восточном Лондоне с мужем и двумя детьми. Раньше она жила в Уганде, Кении, Индии, где вышла замуж за своего первого мужа, и в Лондоне, где встретила своего нынешнего мужа Адама. Затем Адам переехал работать в Париж, и она уехала к нему, а теперь вернулась и окончательно обосновалась в Лондоне. Она занята неполный рабочий день в семейном бизнесе; они с мужем очень хорошо обеспечены, и ей не нужно работать. После долгой разлуки с Британией Мумтаз наслаждается жизнью рядом с семьей. Ее гардероб поражает воображение: из всех моих собеседниц у нее больше всего нарядов и семь платяных шкафов. Несмотря на финансовое благополучие, она, впрочем, не тратит много денег на одежду, предпочитая покупать ее в недорогих магазинах. В обширном ассортименте вещей, хранящихся в ее шкафах, есть множество коротких эластичных юбок из лайкры; больше всего она любит матовую шоколадно-коричневую юбку с леопардовым принтом. Живя в Париже, Мумтаз обычно носила эти юбки со свободными топами, так что узкий подол примерно на дюйм выглядывал из-под струящейся поверх ткани. Теперь, живя с родителями, Мумтаз больше не носит такие наряды. Хотя ей уже за сорок, она боится обидеть мать, которая предпочитает сари и считает короткие юбки неприличными. Мумтаз по-прежнему любит эти юбки; она больше не носит их, однако рассчитывает, что возможность сделать это вновь представится. Они с Адамом собираются купить собственный дом в Лондоне; и вот тогда, вдали от бдительного родительского ока, она снова сможет носить короткие юбки, не выказывая неуважения к старшим. Юбки словно спят, ожидая, когда их разбудят. Мумтаз не планирует перешивать их, чтобы привести в соответствие с ее нынешним статусом; она просто надеется, что однажды снова будет их носить.
И предметы гардероба, и воплощаемые ими прошлые «я» Мумтаз временно пребывают в замороженном состоянии; их реанимация ассоциируется с воображаемым будущим. У Мумтаз семь шкафов; в шести хранится одежда, которую она называет европейской, один отведен под индийские наряды. В нем лежат груды искусно расшитых шелковых и атласных тканей небесно-голубого, изумрудно-зеленого, серебристого, белого, розового и ярко-красного цветов. Когда Мумтаз жила в Париже и в Индии, у нее был целый шкаф для сари, и каждое висело отдельно; теперь они сложены стопками в дальнем шкафу, и она редко их надевает. Живя в Индии со своим первым мужем, Мумтаз часто носила сари и наловчилась стоять и двигаться в них. Теперь женщина надевает их, только когда ходит
