двоих детей Тереза продолжила работать, но едва младенцы превратились в любознательных малышей, а слезы и крики сменились болтовней и бесконечными вопросами, женщина решила оставить работу и полностью посвятить себя материнским обязанностям. У ее мужа собственный бизнес, и финансовое положение позволяет ей не работать. Теперь она поглощена домашним хозяйством: присматривает за детьми, декорирует новый дом, кормит животных и ухаживает за садом.

Тот факт, что она хранит старую одежду, – не случайный побочный эффект плохой организации домашнего пространства; как упоминалось в предыдущей главе, в идеально организованном гардеробе Терезы даже воспоминания четко систематизированы. После прекращения профессиональной деятельности она перебрала свой гардероб; многие костюмы, платья и рубашки в хорошем состоянии Тереза отдала матери для продажи в магазине подержанных вещей. Многое она решила оставить. В левой части гардероба висят упакованные в пластиковые чехлы вещи, напоминающие о работе. Терезе хотелось сохранить и сами костюмы, и ассоциирующиеся с ними аспекты своей личности. Она сохранила те вещи, в которых, по воспоминаниям, «чувствовала себя очень хорошо». Например, у нее есть приталенный длинный меланжевый серый жакет, который был ее счастливым жакетом: «В нем я чувствовала себя очень уверенно». Тереза знает, что никогда больше не наденет вещь такого цвета и фасона, поскольку она слишком офисная; однако мистические свойства, которые Тереза приписывает жакету, не позволяют ей расстаться с ним. Сохраняя эту вещь, она хочет сохранить память о своем прежнем профессиональном «я». Эти предметы одежды важны для Терезы, они воплощают в себе ее прежнюю сущность, поскольку женщина носила их постоянно; вся ее офисная жизнь прошла в этой одежде. В течение десяти лет она одевалась в одном стиле: носила платья-шифт и приталенные пиджаки; этот образ был доминантой рабочего гардероба, и он резко контрастирует с нынешним стилем Терезы. Поскольку эти вещи надевались только на работу, они живо напоминают о профессиональной жизни. По словам Дж. Хоскинс (Hoskins 1998), материальные объекты могут служить стимулом для «рефлексии и самоанализа, инструментом создания автобиографии, самопознания, способом осмысления себя посредством вещей» (Ibid.: 198).

Хоскинс (Ibid.) рассматривает биографический статус вещей на примере сумки для листьев бетеля, которые носят коди (жители провинции Коди. – Прим. пер.) с острова Сумба в Восточной Индонезии. Как пишет исследовательница, в этом обществе нет традиции биографического нарратива: связь с прошлым и его осмысление осуществляются посредством вещей. Мешок для листьев бетеля взрослые постоянно носят с собой, он неотделим от их личности настолько, что в некоторых случаях его хоронят вместо владельца (в случае, если не представляется возможным предать тело земле. – Прим. пер.). Представление об одежде как проекции личности полезно, когда мы размышляем о вещах, которые женщины не хотят выбрасывать. Мешок для бетеля – постоянный спутник коди; Тереза также носила свою рабочую одежду каждый день, а потому эти вещи неотделимы от ее профессиональной идентичности. Если «я» находит продолжение в материальных объектах, их владелец может взглянуть на себя со стороны; поэтому, разбирая гардероб, Тереза видит в костюмах и платьях-шифт свое прежнее профессиональное «я». Сохраняя вещи, она хранит воспоминания о нем, не полагаясь на ненадежную эфемерную память.

Старая одежда помогает Терезе оформить и легитимизировать свою нынешнюю жизненную позицию. Не желая возвращаться к прежнему образу жизни, она все же не хочет забывать, какой когда-то была. М. Баним и Э. Гай (Banim & Guy 2001), размышляя, почему женщины хранят одежду, которую больше не носят, указывают на связь между старыми вещами и новой идентичностью их владельцев. Иногда прошлое и настоящее связаны отношениями преемственности, однако в случае Терезы ключевым фактором, обеспечивающим такую связь, служит контраст, несоответствие между ее прежним и нынешним стилями. Сохраняя прежнюю одежду, она признает, что может быть абсолютно другим человеком и одновременно легитимизирует свой нынешний статус, выбор нового образа жизни, роли домохозяйки и матери. Несмотря на то что Тереза не носит старые наряды, они не уходят в прошлое полностью, поскольку служат для конструирования и оправдания сегодняшней идентичности их обладательницы. Подобно любым воспоминаниям, эти вещи тесно связаны с настоящим.

Сохраняя рабочую одежду, Тереза сохраняет непрерывность идентичности на основе контраста; в других случаях акцент на непрерывности идентичности еще более значим. Тереза до сих пор хранит эластичное платье из хлопка и вискозы, которое она носила во время беременности и которое постепенно растягивалось, обнимая ее растущий живот. Обычно волокна эластана тянутся при взаимодействии с телом, а когда вещь снимают, они снова сжимаются и одежда принимает исходную форму. Но это платье растягивалось слишком сильно, и Тереза носила его постоянно в течение девяти месяцев, поэтому материал в центральной части деформировался. Она «не может его выкинуть», поскольку хочет помнить о времени, когда готовилась стать матерью. Большинство других хлопчатобумажных платьев свободных фасонов, которые Тереза носила во время беременности, она выбросила. Эта же вещь сохранила главное: отпечаток ее собственной телесной формы. Благодаря ей динамичное состояние беременности конкретизируется и обретает стабильность. Обычно одежда, безжизненно висящая на вешалках в гардеробе, развоплощена. Эта же вещь, растянутая и постоянно носившаяся в прошлом, сохраняет эффект присутствия уже отсутствующей телесности. Для Терезы выбросить это платье все равно что выбросить свое собственное материализованное беременное тело. Хотя беременность безвозвратно осталась в прошлом, тот период очень важен для теперешней жизни женщины, ставшей матерью, а потому важно и платье, воплотившее его в себе.

Помимо платья для беременных и множества офисных нарядов, в гардеробе присутствуют вещи, которые нельзя больше носить из‐за их физического состояния. У Терезы до сих пор хранится шелковая рубашка цвета морской волны, которую она купила почти двадцать лет назад. Ткань порвана в нескольких местах и кое-где истерлась от чрезмерной носки. Рубашка мягкая и гладкая на ощупь; Тереза нежно поглаживает ее, рассказывая, сколько воспоминаний с ней связано: первая дерзкая вылазка в паб в шестнадцать лет и первая вечеринка по случаю восемнадцатилетия, куда Тереза отправилась. Она помнит волнение, связанное с покупкой этой вещи, это была ее первая в жизни шелковая рубашка от Hobbes, и тогда она казалась ей ужасно дорогой. Это была ее «самая нарядная и восхитительная вещь», и даже сейчас она помнит, как топорщились ее волосы, когда она ее носила, как мягкий шелк ластился к коже и как при движении ее тело купалось в чувственной пышной ткани. Прикасаясь к ней, Тереза снова видит себя прежнюю; этому способствуют тактильные свойства материала: она вспоминает, что ощущала, когда надевала рубашку.

Важность тактильных свойств одежды очевидна, если рассматривать одежду феноменологически, как воплощение жизненного опыта ее владелицы (Entwistle 2000). Семантика одежды обусловлена не только ее внешним видом, но и тем, как она