Шрифт:
Закладка:
– Не, ну, а чё, тебе трудно?
– Мне не трудно, просто не хочу позориться. Чтобы за спиной у меня говорили, что мой сын дебил.
– Ну, тогда давай я дело своё открою, тату салон, или забегаловку типа как твой клуб.
– Нет ну ты вообще охренел? Чтобы что-то открыть, нужно заработать, ты не догадывался об этом?
– Так ты уже заработал для нас двоих.
Да, никогда не думал, что вот так придётся вести разговор с отпрыском и убеждаться лишний раз, как несправедливо устроена жизнь. У меня не было ни хрена, и я зарабатывал бабки, не досыпал, не доедал. Девок почти не трахал, потому что на них много уходит сил и денег. А у него есть, сука, всё. Сколько в него бабла вложено. В его воспитание, образование. И по итогу такое охуенное отношение. Нет, ну где справедливость?
– Я не для этого зарабатывал, – я пнул носком туфли банку от пива.
– А для чего? Чтобы на своих подстилок тратить? На эту сучку, которая по дому ходит. Я смотрю папа, ты выбираешь девок всё моложе и моложе.
– Это не твоё собачье дело. Твоё дело было в универе учиться, профессию получать.
– Да не хочу я твои профессии получать. Мозги, как ты уже заметил, не те.
– Я, сука, бабки им плачу, чтобы у тебя те мозги были, а ты…
– За своих блядей бабки ты платишь.
– Ну, ты меня Данила сегодня разозлил. Сильно разозлил. В общем, так. Или ты восстанавливаешься в университете, или больше не увидишь от меня ни рубля.
Я развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Ну, сука, пиздец полный. Все вокруг хотят от меня только одно – бабло.
Только и успокаивало осознание того, что дома у меня есть Лея, и она пока единственная, кто шарахается от меня со всем моим баблом.
Дома захожу в гостиную. Лея стоит у окна, опустив голову. Грустная какая-то.
Утром мы расстались не очень хорошо. Надо, наверное, быть мягче. Подхожу сзади и обнимаю ее.
Она вздрагивает и напрягается. Крепче прижимаю ее к себе.
– Как прошел твой день? – шепчу ей на ушко и убираю волосы, чтобы поцеловать шейку.
Лея отклоняется от меня. Я разворачиваю ее к себе и смотрю в глаза. Веки припухшие, явно плакала.
– В чем дело? – спрашиваю я. – Тебя кто-то обидел?
Опускает взгляд и мотает головой.
– Ты купила себе вещи?
Она пожимает плечами.
– Лея, – твердо произношу я, – что произошло? Ты была у врача?
Она вскидывает на меня свои бездонные глаза и замирает.
– Что сказал врач? – настаиваю я.
Новость о беременности окончательно сбила с толку. Больших усилий стоило уговорить врача не сообщать пока эту новость Громову. Ведь он несколько раз повторял, что беременность будет нежелательной. У него уже есть сын и дети больше не нужны.
Я боялась Громова. Боялась, что он заставит сделать аборт. Теперь уже точно знала, этот человек ни перед чем не остановится.
Ксения Игоревна тоже предложила аборт. Пока срок маленький, его можно сделать. Но я точно не буду убивать своего собственного ребенка. Кем бы ни был его отец. Уеду к маме, в свой родной городок. Живут же люди. Мама поможет.
Ребёнок будет только моим. Я уже его люблю. При этой мысли я погладила живот. И хотя он еще никак не изменился, я все равно чувствовала, что уже не одна. Во мне мой ребенок. Только мой. Мой малыш.
Я знала, что совсем скоро надоем Громову и он отпустит меня на все четыре стороны. Поэтому он никогда не узнает о моей беременности.
А он как будто что-то почувствовал. Стал допытываться, что сказал врач. Я соврала. Сказала, что мне прописали таблетки, но надо будет регулярно ходить туда для наблюдения.
По-моему, новость о том, что теперь он может заниматься со мной сексом, не вынимая в последний момент член, настолько его обрадовала, что он пропустил мимо ушей вторую часть моего ответа, про наблюдения. Тем лучше.
Поцеловав меня, он вышел и вернулся с теми самыми пакетами, которые всучила нам консультант в бутике.
– Тебе не понравился салон? – спросил Громов. – Почему ты не стала выбирать себе вещи?
Понятно. Ему уже рассказали о нашем неудачном шопинге.
– У меня все есть, – повторила я.
– То, что у тебя есть, мне не нравится, – он опять сделал акцент на том, что только его мнение важно.
– Я могу уйти, – пожимаю я плечами.
– Лея, – жестко произнес он, – я говорю тебе в последний раз. Пока ты здесь, ты слушаешься меня. Если говорю, что тебе нужны новые вещи, значит, ты идешь и покупаешь. А пока на, примерь то, что выбрала Екатерина. Подойди ко мне.
Я устала спорить. Поэтому молча подошла к нему.
Он вытряхнул из пакетов содержимое. Разноцветные тряпки попадали на диван. Громов сам выбрал то, что мне надо было примерить.
Это оказалось ярко красное короткое платье с глубоким декольте. Господи, да я никогда такое в жизни не надену.
– Переодевайся! – скомандовал он и, видя мою нерешительность, добавил, – а то раздену и заставлю голой ходить по дому.
Я взяла из его рук эту красную тряпку.
– Отвернись, – попросила.
– Чего я там не видел? – усмехнулся он.
Это начало раздражать и я, глядя ему в глаза, сняла майку, отбросила ее в сторону и натянула это красное распутство. Потом сняла и шорты.
Выпрямилась, поправила платье и, сжимая губы, посмотрела на него. В этом платье ощущала себя абсолютно голой. Грудь того и гляди выпадет из разреза. Ткань так плотно облегала фигуру, что трудно дышать.
Но по огонькам в глазах Громова поняла, что ему нравится.
Он схватил меня за талию и притянул к себе.
– Это платье тебе очень идёт, Лея. Но носить ты его будешь только дома. Только передо мной. Поняла?
Я кивнула. Здесь, я с ним полностью согласна. Даже дома я такое платье не надену.
Чувствую, как его рука опускается с талии ниже и сжимает мою попу.
Громов наклоняется и целует меня. Вторая его рука скользит в вырез на груди и я чувствую, как тягучее ожидание зарождается где-то внизу живота.
Он прикусывает мою нижнюю губу и оттягивает ее.
Потом отпускает и шепчет:
– Так, что там сказал врач? Уже можно?
Я краснею. Господи, этот человек заставляет меня краснеть чаще, чем улыбаться.
Он хватает меня и швыряет на диван. Задирает подол платья. Довольно улыбается, обнаруживая, что я без трусиков.
Нависает надо мной и быстро расстёгивает брюки. Наклоняется и я чувствую, как что-то горячее и твердое упирается в меня. А между ног уже все ноет, требует наполнения, зудит в ожидании.
