Шрифт:
Закладка:
— Покажи-ка свою картину, — сказал Лама.
Старик подал её Кюнле и спросил, какого он о ней мнения.
— Неплохо, — отозвался Лама, — но кое-чего здесь ещё не хватает.
— И он вытащил свой член и помочился на картину.
Старик потерял дар речи, а потом сумел только вымолвить:
— Апапау! Зачем ты это сделал, безумец? — И он заплакал. Лама свернул мокрую тханку и невозмутимо вернул старику со словами:
— Теперь отнеси её благословить.
Когда старик пришёл в Ралунг, его привели к Нгагвангу Чёгьялу.
— Чтобы обрести заслугу, я нарисовал эту тханку Линии Кагью, — сказал он настоятелю, — и принёс её сюда, чтобы ты освятил её. Но в дороге я повстречал сумасшедшего, который помочился на неё и испортил. Вот, посмотри, пожалуйста!
Нгагванг Чёгьял раскатал тханку и увидел, что забрызганные мочой места сверкают теперь золотым блеском.
— Моего благословения тут больше не требуется, — сказал он старику. — Она уже освящена совершенным образом.
Старик проникся глубочайшим доверием и рассыпался в шумных благодарностях.
— Моя тханка получила благословение, нераздельное с самим Друкпой Кюнле! — воскликнул он и, счастливый, пошёл домой.
Говорят, что эту тханку и по сей день можно увидеть в храме Дорден Таго в Тхимпху.
Вслед за этим на своём пути в Ралунг Владыка Дхармы Кюнга Легпа повстречал шестнадцатилетнюю монахиню (ани), которую звали Цеванг Палдзом. Она имела все признаки дакини.
— Куда ты идёшь, ани? — спросил он её.
— Я иду в город просить подаяние, — ответила она. Лама увидел, что она подарит ему сына, который продолжит его традицию.
— Ани, ты должна мне отдаться, — воскликнул он.
— Я была монахиней с самого детства, — отвечала она, — и не знаю, как это делается.
— Это ничего, — сказал Лама, — я научу тебя.
И он взял её за руку, уложил тут же на обочине дороги и три раза подряд позанимался с ней любовью.
Через 38 недель она родила сына, отличавшегося особыми знаками. Настоятель Нгагванг Чёгьял, в монастыре которого жила Цеванг Палдзом, захотел установить отцовство ребёнка. Услышав, что отец — Друкпа Кюнле, он успокоился и сказал:
— Кюнле — блаженный Святой, и, значит, тебе не нужно стыдиться — твоя добродетель не утрачена.
Однако другие монахини в монастыре рассудили так: "Все женщины наслаждаются любовью. Отныне нам тоже не нужно лишать себя этого удовольствия".
— Но настоятель отругает нас, если мы забеременеем, — возразила одна менее сообразительная монахиня.
— Теперь это не проблема: мы просто скажем, что отец — Друкпа Кюнле, и останемся безупречны, — отвечали ей другие.
Так одна монахиня за другой поступили как им хотелось, и, поскольку им это понравилось, за год почти все нарушили свои обеты, и родилось восемь детей.
— Кто отец? — сокрушался Нгагванг Чёгьял.
Но от каждой монахини получал один и тот же ответ.
— А кха кха! — застонал настоятель. — Этот безумец виновен в том, что все мои монахини нарушили обеты!
Когда слух об этом дошёл до самого Ламы, он пришёл в монастырь и велел сознать всех монахинь с детьми, чтобы определить, какие из детей — его.
Когда все собрались, одни мамаши стали утверждать, что у их ребёнка его лицо, другие — что у ребёнка его руки, его ноги, глаза, нос и так далее.
— Если все эти дети — мои, я позабочусь о них, буду кормить и одевать их, и возьму на себя за них полную ответственность, — сказал Кюнле. — Если же — не мои, то я брошу их на пожирание Победоносной Богине[53]!
И с этими словами он схватил своего ребёнка, обладавшего необычайными дарованиями, за ноги и попросил Победоносную Богиню о заступничестве:
Победоносная Богиня с оком Мудрости!
Я, сумасброд Друкпа Кюнле, скитающийся по всему свету,
Дарил свою любовь многим девушкам.
Но эти двуличные монашки — лгут.
Если это мой сын — защити его,
А если сын другого — поглоти его!
И он раскрутил своего сына над головой и бросил в воздух. Когда ребёнок ударился о землю, упав посреди близлежащего поля, с небес разразился раскат грома, а потому сына нарекли Шингкьонг Друкдра[54]. При этом грохоте монахини схватили своих детей и пустились наутёк.
В то время Нгагвангу Чёгьялу приснился сон, что его пытается убить недруг, натравливая на него духов. Он попросил Друкпу Кюнле провести ритуал очищения его ума. Лама смастерил куклу, точь-в-точь походящую на Нгагванга Чёгьяла, нарядил её в монашеские одежды, затем изготовил ловушку для духов из натянутых верёвок и состряпал жертвенный пирог (торму), — такой, что едва поднять одному человеку. Он также выстроил мандалу и провёл три дня в подготовке церемонии очищения. Тем временем, прослышав о том, что он собирается исполнить "крутой" ритуал, перед его домом собралась толпа, — всем хотелось поприсутствовать при таком зрелище. Лама призвал людей помочь ему: одним нужно было нести куклу, другим — западню для злых духов, третьим — пирог, ещё один нёс чёрный платок, а другой — жертвенные подношения и предметы, необходимые для ритуала. Одних он отправил вперёд с песнопениями, а другие должны были размахивать знамёнами в конце шествия. Сам Друкпа Кюнле нарядился как тантрический чародей: в чёрном головном уборе, с лицом, вымазанным чёрной мазью из трав, в руках он держал ритуальный кинжал (пхурбу) для уничтожения злых духов и чашу из человеческого черепа, предназначенную для их крови. Сопровождаемая звоном цимбал и звуками труб из бедренных костей, эта впечатляющая процессия двинулась к дому Нгагванга Чёгьяла.
Увидев, что всё происходит в соответствии с традицией, Нгагванг Чёгьял почувствовал облегчение.
— Эта кукла — твоё отображение, — для того, чтобы вместо тебя выкупить её у демонов, — сказал ему Лама. — Потом она исчезнет. — И с должным уважением он посадил её на трон Нгагванга Чёгьяла.
Тот улыбнулся. Затем Лама вышел и, к восхищению толпы, исполнил перед домом медленный танец призывания демонов.
Услышав шумные возгласы зевак, Нгагванг Чёгьял затрепетал. Закончив свой танец, Лама вернулся в дом, поднял торму и изо всех сил ударил ей по голове куклы и стал ритмично повторять:
Срази! Срази! Срази!
Голову привязанностей Нгагванга Чёгьяла!
Срази голову его гнева!
Срази голову его глупости!
Срази голову его застывших идей!
При этих словах Нгагванга Чёгьяла охватил такой ужас, словно наступил конец света, тогда как людей происходящее здорово забавляло.
Лама снова вышел на улицу и перед перевёрнутым горшком стал исполнять танец подавления злых духов: яростно топая ногами, он произносил нараспев:
"Пусть погребены будут желания Нгагванга Чёгьяла!" Когда Нгагванг Чёгьял, наблюдавший за ним изнутри, обернулся, он увидел, что кукла исчезла.
— Сегодня этот сумасброд показал мне мастерство своих чудесных способностей, — подумал настоятель.
Так, продемонстрировав действенность своего Ритуала Изгнания, Лама
