на письменном столе громоздился небольшой мольберт в окружении банок с растворителями, кистей и тюбиков. – Хотел купить квартиру с комнатой для мастерской, но мне показали средний палец, – сказал он. – Три года отпаши – вот тогда можно что-то купить. Корпорация все тут загребла, без ее разрешения даже чихнуть нельзя. – А другой работы в городе нет? – спросил я. – Ты сюда на паровозе приехал? Это корпоративный. Вокзал видел? – он тоже куплен нашей кормилицей. По улице прошел? Все конторы, лавки – это корпорация. Ты или работаешь на нее, или пакуешь чемодан и покупаешь билет. Над обеденным столом висела «Мона Лиза». Именно такая, как описал Цвейг – румяная, веселая, готовая идти под венец. – Класс! – я показал на картину. – Ага, я ее так вижу, как говорят про нас искусствоведы, не к ночи будут помянуты. Не люблю загадочных баб, – начал рассуждать Корр. – Строят из себя невесть что, а поговоришь – внутри пустота. Хорошо, если у нее есть чужие мысли, а часто и таких нет. А с ней, – он показал на картину, – и выпить можно, и про Ван Гога поговорить. Ладно, ты любуйся, а я чайник поставлю. За чаем Корр продолжил рассуждения. – Женщин в корпорации полно, зайди в финансовый отдел – там за каждым столом красотка. У них там сплоченный общими чаепитиями коллектив – все друг за другом следят, но не осуждают. Коллективизм в корпорации приветствуется. Все тут как один кулак. Коллектив – сила. И чтобы без всяких там споров – порядок и единение должны быть в каждом углу. Ты еще не был на общем собрании – вот там увидишь главное. Нам мозги вправляют каждый месяц. Мы не только сотрудники, мы еще и одна семья. Один за всех и все за одного. Ты видел, что для всякой ерунды создается команда. В ней лишние все, кроме исполнителя, но исполнителю дается возможность оценить силу коллектива. Аналитик выступал против, но его быстро поставили на место. Тут не надо выступать против правил. – Ты считаешь, что это нормально? – мне стало интересно, что он скажет про себя. О правилах в корпорации я уже стал догадываться. – Тут хорошо платят за соблюдение правил, и они не такие идиотские. Ты знаешь, какая сейчас главная беда на планете? Индивидуализм. Появился интернет и каждый замкнулся в своем мирке. Не говори, что появилась возможность общаться со всем миром. Это не общение, если ты можешь кого-то мгновенно внести в черный список. Это не общение, когда ты не знаешь с кем реально общаешься. Пишешь письма сексуальной девице, а на другом конце сидит хромой пенсионер и смеется над тобой. Посылаешь поздравления родным по мессенджеру, скопировав поздравление, присланное тебе год назад. Смотришь фильмы, лежа в кровати. Раньше мы ходили в кинотеатры, и ты знал, когда люди хохочут и когда ревут, вытирая сопли. Сейчас ты просматриваешь шокирующие ролики и одновременно жуешь печеньки. Государство пытается всех объединить, дать людям прочувствовать некую идею, ради которой стоит жить, но это сейчас невозможно. Коконы, в которых мы сидим, становятся все прочнее. Все меньше проникают туда чужие эмоции, чужие проблемы. Все беды в мире кажутся кадрами кино. Пусть страшного, но ведь всегда можно промотать неприятное или переключиться на что-то веселое. Я даже заслушался! Такие тривиальные вещи и так красиво изложены! Корр распалился, говорил, как по написанному. – Разве индивидуальность плохо? – перебил я его. – Да и общение в сети не всегда такое, как ты описал. Люди потом встречаются, даже женятся. – Да, встречаются. Этим интернет и привлекает. Нашел партнера, встретился, не понравился, разбежались. Как на рынке – приценился, попробовал, купил или прочь пошел. Идешь вдоль ряда с крыжовником – там ягодку съел, еще попробовал, в конце ряда уже наелся и разочаровался. Идешь такой сытый, на всех смотришь критически – все теперь знаешь, ничем тебя не удивишь. В кокон свой идешь, где тепло, где никто не беспокоит. А что вокруг творится – это неважно. Важно приобрести что-нибудь для своего кокона, чтобы он еще уютнее стал. – И корпорация борется с такой индивидуальностью? На работе – это я понял. А потом? Вышел с работы, прошел пять тысяч шагов, дома почитал книгу для саморазвития, картинку нарисовал. И ты один, в коконе. – Ты еще многого не понял. Вот думаешь, что я пишу картины и меня оставили в покое? Ничего подобного. Через месяц меня заставили выставить картины на выставку в коридоре корпорации, а потом предложили организовать курсы любителей живописи. Сказали, что у меня два варианта: читать лекции по истории искусства или преподавать основы живописи в учебной студии. У тебя куратор Ольга, она у меня полгода занималась. У нее талант, кстати. Нашла свой стиль. – А спорт? – спросил я. – Тебе Иден что-нибудь предлагал? Он у нас один из организаторов. – Велосипед, я помню. Волейбол еще… я понял – там команда. – Ага. И если теннис, например, то обязательно парный. Хоть какая, а команда. А велосипед – это не то, что ты думаешь. Тебе скоро предложат участвовать в командных гонках. Именно в командных. Или еще предложат велосипедные походы. Там человек двадцать будут крутить педали, а потом вместе пить лимонад и жарить мясо у ручья. – Но это не так плохо для одиноких, – сказал я. – Это не так плохо для корпорации. Ты или занят, или в коллективе. Если ты один и ничего не делаешь – начинаешь думать. И думать неправильно с точки зрения корпорации. И она права. Ты тут недавно, тебя пока не трогают. Твои мысли пока простые – ты пытаешь понять, какие тут правила, как пользоваться всеми предоставленными благами. А их много, ты еще не все знаешь. Но будь готов, что через месяц тобой займутся более плотно. Вот какое у тебя хобби? Я напомнил ему, что занимаюсь компьютерными играми и уже загрузил из библиотеки пару книг на эту тему. – Не забудь их полистать, – сказал Корр, – это под контролем. И будь готов, что скоро организуют соревнование по твоим играм. Кто быстрее и сообразительнее. А перед этим тебе придется организовать кружок любителей твоих игр. Иначе, твое хобби не засчитается, в твоем файле появятся минусы и повышение зарплаты не будет таким впечатляющим, или его вообще не будет. – А в личную жизнь корпорация не