Киваю, машинально давая ответную пять.

— Ну вот так и будешь делать, — решает Рафик, — я реально, когда слушал, чуть не кончил.

Осознав, что такое он несет, вспыхиваю и отворачиваюсь, а Сашка, нахмурив брови, принимается выговаривать Рафику:

— Слышь, ты за языком следи. У нас тут девочка-ромашка. Напугаешь, сбежит!

— Да кто ж ее теперь отпустит? — улыбка у Рафика получается хищная, а лицо монгольского завоевателя — излишне довольное.

Он осматривает меня с ног до головы, и я, вспыхнув еще больше, невольно делаю шаг назад.

Ну надо же, блин!

Так хорошо все было! И Рафик этот, на самом деле, большой молодец, талантище. Вон, какую красивую песню на коленке за десять минут сочинил! А сейчас ведет себя, как моноголо-татарин на завоеванных русских территориях!

— Я вообще считаю, что ее надо брать, как можно скорее, — говорит он, ухмыляясь, — а то тут уже невнятные чушпаны нарисовались всякие. Не уследим, утащат и под замок посадят! Давай, Рапунцель, выбирай…

— Она уже выбрала, — раздается холодный низковатый голос из зала.

Все оборачиваются на звук, а я, с тихим вздохом, прощаюсь со своей несостоявшейся карьерой певицы.

Сначала Тошка, потом эти шутки неуместные, а на закуску — Камень…

Меня сейчас из зала выпнут быстрее, чем успею “всем пока” сказать.

Ну что поделать? Не сложилось…

— Камень? — удивленно спрашивает Сашка, — а ты тут какого забыл? Или она твоя?

Он поворачивается ко мне и с обидой говорит:

— Ты чего молчала-то?

— Я-а-а-а…

Мне надо что-то сказать, но не получается, потому что Камень внезапно разговорчивый.

— Моя.

Ой. Просто — ой.

— Ну блять… — разочарованно тянет Рафик, а Артем усмехается, глядя на расстроенное лицо приятеля.

— Слушай, Камень, — осторожно, не напирая, начинает Сашка, — мы ничего такого, ты же понимаешь? Просто она поет охуенно, нам как раз надо…

— Да, — медленно кивает Каменев, не сводя с меня взгляда, — охуенно… И не только вам надо…

— Ну так что? — продолжает разговор Сашка, — вне в норме тогда?

— Все в норме! — рявкаю я, приходя в себя и злясь на чересчур разговорчивого Камня.

Надо же, какой наглый! Да еще и врет!

Но опровергать этот бред не спешу, отметив, насколько аккуратными стали парни из группы, когда Каменев назвал меня своей. И взгляды перестали быть тягуче-сладкими, и блеска в глазах поубавилось. Так, глядишь, и на нормальный рабочий ритм перейдем.

А мне, несмотря на некоторые непонятки, ужасно хочется с ними работать.

Пока пела, такое удовольствие получила, просто от одной принадлежности к чему-то невероятно клевому, красивому, стильному! Не хочу это все терять! Но и становиться мишенью для грубых ухаживаний, а чувствуется, что парни только так и умеют, им другого и не требовалось никогда, с их популярностью и внешностью, не хочу.

Камень, сам того не ведая, изящно разрулил эту ситуацию, прикрыв меня.

Теперь бы еще с ним обсудить…

И выяснить, с какого перепуга он ввел парней в заблуждение и, вообще, тут сидит и на меня смотрит?

27

— Ты… Ты чего такое говорил сейчас?

Мой голос похож на хрип, даже горло дерет, словно наждаком.

Камень осматривает меня с ног до головы, медленно и крайне нахально. Напоказ, лениво перекатывает во рту непонятно, откуда взявшуюся зубочистку…

А после просто разворачивается и идет прочь!

Молча.

Не удостоив меня даже прощальным взглядом!

Я пару секунд в полной оторопи смотрю на удаляющуюся по коридору широченную спину, обтянутую черной футболкой, хлопаю ресницами, ощущая себя крайне глупо.

Это что такое происходит?

Сон, что ли, какой-то дурацкий?

Нелогичность поведения Камня зашкаливает, а еще у него серьезные проблемы с головой, похоже.

Сначала устроить концерт в зале, опозорить меня перед парнями, потом спокойно выйти со мной в коридор, подальше от лишних ушей и глаз… И молча свалить в закат, не пожелав ответить за свое поведение!

Я бестолково и беспомощно оглядываюсь, словно пытаясь найти ответы на свои вопросы, но никому вокруг до меня дела нет.

Народ ходит, полностью загруженный, да и мало его, народа. Основные пары закончились, только такие, как я, зубрилки, в универе сидят, по различным допам.

Ну, и еще где-то далеко по коридору вижу розовое платье Маринки. Не иначе, меня караулит.

Еще с ней объясняться…

Снова перевожу взгляд на Камня, уже дошедшего до выхода на лестницу. И срываюсь следом!

Мной движут злость и желание получить все-таки ответы на свои вопросы!

Это настолько яркие желания, что инстинкт самосохранения забивается напрочь.

— Сто-о-й!

Я догоняю Камня уже на лестнице, да так резко, что не успеваю затормозить и врезаюсь в его спину со всего маху.

Он поворачивается и умудряется перехватить меня до того, как улечу вниз головой.

Придерживает за талию, прижимает к перилам для устойчивости.

И все это — по-прежнему молча.

Я же, переведя дух, упираюсь ладонями в его грудь, тут же ужасно смущаюсь, некстати вспоминая, как пыталась остановить его, бешеного, той ночью, на капоте машины.

Сейчас, слава богу, день, и люди вокруг…

Но ощущение того, что мы опять наедине, и ничего не помешает каменному парню сделать со мной все, что ему захочется, нарастает.

Смотрю в его темные, горячие, как адское пламя, глаза и лихорадочно пытаюсь вспомнить, какого черта я его догоняла? Чего хотела-то?

Спросить…

Точно!

Спросить!

— Зачем ты назвал меня своей?

Камень чуть сужает глаза, но не отвечает. Смотрит на меня, ладони на талии тяжелеют. Ох… Может, ну их, эти вопросы и ответы?

Но бесконечно прятаться тоже невозможно, учитывая такой выбрык с его стороны. Я-то думала, что отвадила его, а, оказывается, это вообще не так!

— Где твой жених, маленькая? — неожиданно задает вопрос Камень, тяжело сжимая меня и поглаживая большими пальцами по животу… Вверх-вниз… Вверх-вниз… Становится горячо и страшно. А еще голова, судя по всему, отключается окончательно, потому что смысл вопроса не сразу понимаю.

Жених?

Какой еще жених?

Ох, черт! Жених!

— До-дома… — растерянно булькаю я, стараясь стоять смирно и не обращать внимания на настойчивую мягкую ласку его горячих шершавых пальцев.

Пальцы замирают прямо напротив пупка, Камень жестко вглядывается в мое лицо:

— У тебя?

— Чего?

— У тебя дома, спрашиваю, жених?

— Не-е-ет…

Камень жмурится, словно кот, довольно и мягко, кивает, будто услышал то, что ему хотелось, а затем отпускает меня и просто молча сбегает вниз по лестнице!

И в этот раз я не совершаю прежней ошибки, не бегу следом выяснять, что именно он имел в виду.

Сдается мне, что ничего хорошего