Голос ко мне не возвращается пока, и потому только мотаю отрицательно головой. Проклятая коса, не иначе, решившая доконать меня сегодня, тут же разматывается, и волосы снова рассыпаются.

— Охренеть, ты Рапунцель… — тут же бормочет один из парней, невысокий, очень широкоплечий брюнет с немного хищным разрезом глаз. То ли татарин, то ли бурят, я не особенно разбираюсь. — Сах, у меня идея — охуеть!

— Погоди с идеей, у нас тут небольшая проблема… — цедит Сашка, сурово изучая Тошку, шустро сбегающего по ступенькам вниз. К нам.

— Васька, домой быстро! — рявкает Тошка, не обращая внимания больше на парней.

Не знаю, на что он рассчитывал, отдавая этот идиотский приказ, но результата желаемого не получает, естественно.

Я остаюсь на месте, Саша хмурится, еще один парень из команды, симпатичный блондинчик в очках, поднимается с места и изучает Тошку с таким выражением на надменной холеной физиономии, словно перед ним что-то не особо привлекательное, а то и мерзкое. Таракан, например.

И только татарин не обращает ни на кого внимания, занятый исключительно набиванием какого-то текста у себя в смартфоне.

Правда, при этом на меня периодически поглядывает.

— Весик, ты какого хрена здесь? — неласково здоровается с Тошкой Саша.

— За девочкой своей пришел, — давит на него наглым тоном бывший друг, и я начинаю раздуваться от нахальства и беспардонности. И все это — молча, потому что дар речи так и не проявился пока! Беда! Как я петь-то буду?

— А она говорит, что не твоя, — все так же хладнокровно говорит Сашка и чуть выступает вперед, словно хочет меня заслонить от Тошки!

— Да она с головой не дружит! — еще больше наглеет Тошка, — у нее бывает иногда. Перезанималась. У нас свадьба летом!

Че-го???

И вот тут-то ко мне дар речи и возвращается…

Открываю рот, и Тошка мгновенно узнает о себе кучу новых сведений. В частности о том, кто у нас тут с головой не дружит, и кто на ком женится летом.

К концу моего спича парни уже ржут в голос, Тошка синеет и пытается рвануть ко мне, очевидно, чтоб рот закрыть, но Сашка не пускает.

Да и блондин, Артем, тоже грудью встает на мою защиту. Завязывается небольшая, но довольно злобная потасовка между парнями. Я краснею, бледнею и дико жалею себя. Сто процентов, после такого концерта, ребята не захотят иметь со мной ничего общего. Сейчас защищают, да. Но зачем им проблемная певица?

И только их другу плевать на некрасивую сцену, развернувшуюся прямо у него над головой. Он поглощен своим делом, глаза горят, пальцы с бешеной скоростью бегают по экрану, набирая текст.

— Мы с тобой потом поговорим! — в итоге, Тошка, под гнетом обстоятельств и превосходящих сил противника, разворачивается и выскакивает из зала.

Парни переводят дух, а затем, опять же, словно по команде, поворачиваются и смотрят на меня.

— Ну, и что это было, Рапунцель? — спрашивает Сашка, я пожимаю плечами, отказываясь отвечать за внезапное сумсшествие бывшего друга, и в этот момент подскакивает со своего места третий участник группы:

— Все! Бляха, это будет бомба, отвечаю! — тут он с удивлением оглядывается по сторонам, затем всматривается в наши раскрасневшиеся после недавней перепалки физиономии и с удивлением спрашивает, — а че тут было-то?

Парни переглядываются, а затем начинают хохотать. И я вместе с ними, потому что очень уж лицо у этого татарского поэта уморительное.

Смеюсь, чувствуя, как отпускает напряжение целого дня, тяжелого и мучительного. И думаю, что, возможно, идея с прослушиванием была неплохая. Кажется, кто-то наверху повернулся ко мне лицом для разнообразия.

26

— Не, Васька, не так, — у парня с монгольским разрезом глаз оказывается очень смешное имя, Рафик. И поистине азиатская упертость и дотошность. Он в очередной раз тормозит меня чуть ли не на начальных нотах, терпеливо объясняя, как именно следует вступать.

Я слушаю, киваю, парни на своих местах тупо скучают, но ни слова против не говорят. В том, что касается творчества, Рафик — признанный авторитет. Судя по всему, именно он все песни для группы пишет и на ноты их перекладывает. Аранжировкой занимается Сашка, а Артем — просто послушный исполнитель. Каждый на своем месте, в общем. И мне ужасно хочется тоже оказаться с ними на одной волне. На своем месте. Потому на допы положен жирный минус, по крайней мере, сегодня, и я полностью погружаюсь в процесс.

— Вот смотри, ты начинаешь здесь. Все время здесь! А надо… — Рафик показывает место на нотоносце, я снова киваю.

— Давай еще разок, — командует Сашка, получив отмашку от Рафика.

И начинает мягким, обволакивающим баритоном, от которого у девчонок сто процентов сердечки начинают сбоить:

— Ты проходишь мимо каждый день,

каждый день

Я смотрю шальными — и опять

словно тень

за тобою следом каждый день

каждый день

бредом, просто бредом

мне все это кажется…

Я облизываю губы, ловя ритм, что задает Сашка, и вступаю нежно-нежно, аккуратненько:

— Твои глаза меня смущают, слишком ярко…

Твои слова меня заводят, слишком жарко

Ты взгляд горящий не отводишь, сгораю

Ты только следом ходишь, ходишь… за мною…

В этот момент вступает битом Артем, добавляя четкости ритму, и я прикрываю глаза, ловя общий вайб, невероятно красивый и чувственный. И перед внутренним взором у меня отчего-то черный-черный, яростный взгляд Каменева… А в следующее мгновение — шальной, веселый и настойчивый взгляд Лиса… Спохватившись, что думаю вообще не о том и не вовремя, торопливо распахиваю ресницы и подхватываю припев, стараясь вытягивать его на чувственной тональности.

— Твои глаза — мое несчатсье, погибель…

В этот момент я наталкиваюсь взглядом на зрителя, молчаливо наблюдающего за нами из глубины зала, и чуть не сбиваюсь с ритма.

Откуда он тут?

Когда пришел?

Смотрю на ребят, но они увлечены и не обращают внимания на то, что за нами наблюдают посторонние.

Я понимаю, что прерываться сейчас, когда у нас только-только все начинает складываться, нельзя, а потому перебарываю внутренний мандраж, и продолжаю чуть дрогнувшим голосом:

— И только в них себя ищу я, тону я

И только ты меня удержишь и примешь

И лишь тебя давно люблю я…

Люблю я…

Я замолкаю, неотрывно глядя в темные глаза Каменева и едва переводя дыхание.

Он же, как мне кажется, весь подался вперед, словно зверь перед прыжком, напряженные скулы, четко очерченные заострившиеся черты лица… Боже… Да что со мной?

Занятая своими переживаниями, я не сразу осознаю, что меня, оказывается, хвалят.

— Офигенно, Вась! — говорит Рафик, подставляя мне ладонь для хлопка, —