каждый раз сообразовывались с реальными условиями, в первую очередь - экономическими, а обычай позволял варьировать в пределах нескольких лет. Называли ка-лнн, калын туй, карты туй ("встречная свадьба"), вдра-каршы туй ("ответная свадьба"). Свадьба повторялась у родителей жениха и на северо-западе (Татышлинский р-н), но особого термина для нее здесь не было. В восточных районах и Зауралье, как уже отмечалось, ҡалын устраивали раньше, чем туй.

На калын ездили столько же гостей, сколько на туй. Только бывшие гости и хозяева менялись ролями: тот, кто ездил гостем на свадьбу, принимал у себя тех, у кого гостил в дни свадьбы. Обычай позволял приезжать на калын несколько большим числом: если, к примеру, на свадьбу приезжали 10-12 пар, ответный визит могли совершить 14-15 пар.

Кое-где повторялись сцены встречи сватов и состязаний за платок (кот). В частности, у иргизо-камеликских башкир на кальщ со стороны невесты ездило до 9-10 семейных пар в подводах и 5-6 верховых сватов. Их встречали на пути на подступах к деревне жениха, и устраивались скачки за овладение платком йот. И в этом случае с приезжих старались сорвать шапки (Деулэтшин. 0.65).

Гостили также три-четыре-пять дней. Общий ритуал, порядок угощения был в основном тот же, что и на свадьбе. Только не было специфичных свадебных церемоний, но были некоторые свои. Здесь также коренной сват (отец жениха) принимал всех участников торжеств три раза: в первый раз (в день заезда) - тҙүге аш 'первая трапөза/обед', второй раз (на второй или третий день) - булэк сейе ‘чай в честь подарков1, сек-сек сәйе 'чай в честь сзк-сэк1, т.е. 'в честь угощения, привезенного сватами', Килен түшелдереге 'подарки невесты’ (букв, нагрудник невесты), ҡоҙа КҮРһәтеү 'показ/представление сватов1; в третий раз (на четвертый день) - хуш аяты (букв, прощальная чаша). Как и во время туй, гостей распределяют между родственниками жениха, ходят в гости по домам, "хозяева" (хужалар) иногда объединяются по два-три человека и т.д. Продажа подарков Специфичным является обряд "продажи" подарков -(бүлэк һатыу). бүләк һатыу. Как пишет Б. Шу ев, "мать невесты привозит небольшой сундучок, наполненный предметами рукоделия ее дочери" (С.219): налобные повязки хараус (һарауыс) из холста, вышитые.цветным шелком и шерстью, но уже в XIX в. вышедшие из употребления и служившие традиционным свадебным подарком; вышитые кисеты янрык (для хранения денег); матерчатые нагрудные повязки, украшенные вышивкой или полосками тканей (түшелдерек, күкрәксә), надеваемые под платье; лоскутки цветных тканей йыртцш, нитки еп; плетенные из разноцветной шерсти тесемки дысмау/кылысбау и т.д. Мать невесты вручает ключ от сундука одной из близких родственниц жениха - старшей сестре или тетке, та, открывая сундук, достает положенный сверху платок или отрез на платье тауар и объявляет о своем ответном подарке -овечке, козленке или гусыне.

Поперек комнаты натягивают полотнище ткани. Иногда полотнище натягивали на жерди урҙа, имевшиеся в каждом башкирском доме и служившие для развешивания одежды и тканевых изделий. Местами ткань держали за концы в натянутом виде двое из приезжих женщин. На полотнище заранее прицеплялись (пришивались) комплекты "подарков" - бглек. Основу комплекта составлял түшелдерек (нагрудная повязка), на него пришивались другие предметы: хараус, кисет, лоскутки ткани, нитки - все или частью. Местным женщинам предлагалось "купить" подарки. Первый комплект, самый представительный и яркий, - башбүлек "покупала" мать жениха, остальные - следуя своему рангу: сестра отца или матери, жена родного дяди, старшая сестра, жена старшего брата и т.д. Если возникало затруднение в определении очередности, вмешивалась мать жениха, вызывая ту или иную из своей родни. Последние "подарки" - победнее - доставались самым дальним или бедным родственницам. Каждая женщина, беря подарок (отрезая), клала деньги, соответствующие, на ее взгляд, достоинству "подарка". Для 80-90-х годов прошлого века Б.Юлуев называет "цену" 10-20 коп. В 50-60-е годы нашего века платили от I до 10 руб. Впрочем, в последние десятилетия игровая инсценировка "торга" заметно усилилась.

"Подарки" должны были свидетельствовать об искусстве и трудолюбии девушки. Поэтому в комплекты входили лишь изделия, изготовленные дома, фабричная продукция (ткани, нитки) могла использоваться только как материал, сырье. В прошлом главный предмет подарков представляли хараусы, ценимые за изящную и трудоемкую счетную вышивку. Местные женщины, "покупятальнипы" , всячески восхваляли искусство и мастерство невесты, щедрость ее родителей, хотя прекрасно знали, что значительная часть вещей изготовлена не девушкой, а осталась от приданого матери или получена ею на других свадьбах и т.д. И здесь не обходилось без шуточных насмешек, недовольства или критики. Б.Юлуев пишет, что "если привезенных лоскутьев и ниток недостанет, то начинается перебранка, сопровождаемая оскорблениями в адрес невесты и ее матери" (Там же. С.219). Деньги же, вырученные при этом, по его сообщению, полностью передавались невесте.

Кое-где вместе с бүләк привозили йыуаса (печенья) и одновременно с бүләк Һатыу устраивали обряд йыуаса с соответствующими шуточными песнями и плясками. Думается, что это возникло позднее, в силу стремления к повторности, симметричности свадебных обрядов, а в настоящее время обнаруживает тенденцию расширять степень распространения11.

У богатых башкир, отмечает Б.Юлуев, нередко на следующий день устраивали скачки на лошадях, борьбу с вручением призов. По всей вероятности, даже в прошлом веке такие случаи скорее были исключением, чем правилом. Среди десятков записей свадебной обрядности, сделанных нами в различных районах из уст информаторов старшего поколения, в их числе заставших 80-90-е годы прошлого века, нет ни одного упоминания о скачках или о каких-либо состязаниях во время ’калын. Похоже, что нет надобности оспаривать достоверность тех сведений, которые сообщает Б.Юлуев. Его можно упрекнуть за отсутствие тех или иных деталей в его статьях, но то, что он сообщает, подтверждается многими другими источниками. В частности, борьба и скачки во время йалын устраивались и у куйбышевских башкир, значительная часть которых переселилась из бывшего Орского уезда. Здесь называют солидные призы борцам: взрослую лошадь, стригунка, барана и т.д. (Дәүләтшин. С.66).

Поэтому мы ведем речь не о том, что скачек и борьбы не было во время ҡалын, а хотим акцентировать внимание читателя на эпизодичности, спорадическом и узколокальном характере подобных явлений. Весь ход развития свадебной и семейно-брачной обрядности говорит о том, что в ней все время, по крайней мере со второй половины XIX в., пробивала себе дорогу тенденция добиться повторяемости обрядов в "стороне" жениха и невесты, достичь определенной симметрии. Естественно, что в процессе этой эволюции (или трансформации) кое-где возникли элементы, повторяющие обряд туй с наиболее характерными его атрибутами. Тем более, что в большинстве месте в нашем столетии калын рассматривали лишь как повторение свадьбы, совершаемое на противоположной стороне.

В этом плане находит