приобрел секте своей название бессловесных, а Кассиан Египтянин начал секту докитов, которым казалось призраком тело Господа Иисуса; и Тациан, ученик философа св. Иустина, написавший книгу против Эллинов, сделался сам главою энкратитов или воздержников, которые осуждали брак, запрещали вино, употребляли воду в самом таинстве причащения, чуждались мяса животных и не признавали Ветхий Завет происшедшим от Бога, проповеданного в Новом Завете.

Но всех сильнее и продолжительнее была ересь евнуха Монтана, родом Фригийца, отчего и последователи его назывались катафригами. Не удовлетворенный в честолюбивом искательстве, Монтан впал в тонкую прелесть и возмечтал быть тем утешителем, которого обещал послать в мир Спаситель; он начал пророчествовать вопреки преданий Церковных, потому что полагал себя исполненным Духа в большей мере, нежели сами Апостолы: к нему присоединились две развратные женщины, Прискилла и Максимилла, выдававшие себя за пророчиц, которые увлекали многих льстивыми предсказаниями. Монтан проповедовал, что только через сошествие на него Духа вполне совершилось искупление человеков, запрещал второй брак, определял новые посты, не принимал вовсе покаяния и жестоко осуждал избегавших мученичества. Такая необычайная строгость производила сильное впечатление на людей неопытных и особенно на тех, которые по отдалению не могли сами видеть нелепостей Монтана; он же учреждал и новые степени иерархические свыше епископов, которые всегда занимали первое место во всей Кафолической Церкви, и, собирая отовсюду подаяние, деньгами поддерживал учеников своих.

Хотя этот мечтатель и одна из пророчиц кончили преступное поприще бедственной смертью, наложив на себя руки в порыве отчаяния, однако же ересь их до того распространилась, что многие епископы вооружились против нее словом и писаниями. Серапион Антиохийский осудил ее торжественно и Елевферий Римский принужден был отказаться от тех грамот, которые по неведению писал сперва в пользу Монтана, полагая его исполненным истинного духа. Дионисий Коринфский, знаменитый не только святостью жизни, но и посланиями ко многим Церквам, предостерегал их против ересей маркионитов и монтанистов. Подвизался за истину и преемник Серапиона епископ Феофил, сам долгое время неверовавший бессмертию души, которого не мог постигнуть; когда же принял это спасительное учение вместе с Христианством, старался выводить язычников из заблуждения, излагая им учение о бессмертии и догмат Св. Троицы.

194-й от Рождества Христова

Между тем, как странные мнения о вере проявлялись в различных местах Христианства, а мужи Апостольские и их ближайшие последователи мало-помалу отходили к покою, Промысл Божий, пекущийся о Церкви, устроял, чтобы воспринимали силу более обыкновенные средства, для охранения и распространения истинных догматов. Огласительное училище Александрии, по преданию, ведущее начало еще от ев. Марка, процвело в этом средоточии вселенской торговли и просвещения с такою славою, что повсюду возбуждало и распространяло желание употребить любознательность на украшение и защиту Христианства. Как некогда Евреи, уходя от Египтян, взяли их сокровища и употребили на украшение скинии истинного Бога (хотя, к сожалению, отчасти и на излияние золотого тельца), так христиане, в том же Египте, взяли у язычников то, что было сколько-нибудь ценного в естественном любомудрии и употребили на украшение духовного храма истинной религии, хотя, к сожалению, из тех же материалов еретики не раз покушались вылить идол философского мудрования и выставить на посмешище Христианство. Со всех сторон тысячами стекались верные в Александрию искать естественного и вместе Христианского образования, под руководством таких епископов, каковы были Юлиан и Димитрий, 43 года покровительствовавшие училищу своей Церкви, и таких наставников, как Панфен и его преемник Климент Александрийский. Первый, много послужив Богу распространением догматов веры, хотел еще сам сделаться проповедником в краю диком; он последовал за купцами в Индию и там нашел многих христиан, пользовавшихся Евангелием от Матфея, которое перевел для них Апостол Варфоломей.

Климент, принявший после Панфена училище Александрийское, распространил свое влияние на Палестину, где был наставником св. Александра епископа Иерусалимского, и оставил по себе другого еще более знаменитого ученика Оригена. В оглашениях своих Климент изъяснил все Св. Писание, но нам сохранились только его увещание к язычникам и две книги Строматы и Педагог, которые вкратце заключают в себе всю нравственность христианскую, под руководством божественного педагога или наставника. Под именем Стромат, т. е. узорчатой ткани, разумеет Климент духовную ткань философии христианской, изъясняя в ней, что начало всякого учения не есть доказательство, но вера в самое учение; он опровергает ложные мнения философов языческих и современных еретиков о браке, мученичестве и грехе и в обличение тем, которые величали себя громким названием гностиков, начертал характер истинного гностика.

«Истинный гностик, — писал он, — научается верою от слова Божия, которому все доступно; знание же человеческое служит только приготовлением к вере. Гностик чуждается страстей или одолевает их; он покоен духом, ибо ничто не может уклонить его от Бога и не может питать он зависти или ненависти ни к какой из тварей, через которых научается любить Творца; желаний нет у него, ибо душа его уже достигла высшего блага, и в созерцании его исчезают пред ним все наслаждения земные».

Философия эллинская, по замечаниям Климента, несмотря на покровительство кесарей, не могла убедить мир, и каждая ее система имела весьма мало последователей; одна только философия Христианская, гонимая от самого начала всеми властями, распространилась по вселенной и со дня на день более цветет. Сами ереси служат свидетельством непоколебимости истинной веры по мере того, как обличаются отступники правых догматов, и Кафолическая Церковь, единством духа и преемством своих епископов и преданий, ведущих начало от Христа и Апостолов, резко отличается от нововводителей, нарушивших священную цепь, которым легко можно указать, когда, от кого и где они начались.

196-й от Рождества Христова

В то время один важный вопрос занимал всю Церковь, о дне празднования Пасхи, и по многим местам собирались для этого частные соборы, начатки тех великих Соборов, которыми впоследствии столь торжественно представлялось единство Кафолической Церкви, распространившейся по всей вселенной. Опасаясь, чтобы разновременное празднование величайшего дня Пасхи не нарушило единства христианского, несколько епископов соединились в Кесарии Палестинской: местный Феофил, Кассий и Клар, епископы Тира и Птолемаиды, и Наркисс Иерусалимский, знаменитый святостью жизни и чудесами, который однажды, накануне Пасхи, по недостатку елея, велел диаконам, с несомненною верою, влить воду в лампады и в них загорелся елей; оклеветанный впоследствии пред своею паствою, он укрылся в пустыню, и лжесвидетельствовавшие на него восприяли то наказание, которому каждый обрекал себя в клятве для доказательства клеветы. Папа Виктор в Риме, Приней в Галлии, Вахил епископ в Коринфе, Амастрийский епископ Пальмас в областях Понта и несколько епископов Озроены созывали у себя также соборы, чтобы