неловким.

Когда весной я согласилась участвовать в «Ледяном» балу мама по фигурному катанию, я подумала, что это единственный способ остаться на льду. Теперь два моих мира сталкиваются, и я могу только надеяться, что маскировка Мэдисон сможет скрыть Эла от «Соколов». Потому что сегодня Королевская чикагская компания фигурного катания, встречается с «Чикагскими Соколами», чтобы продвигать свой 3-й ежегодный благотворительный «Ледяной» бал. Это огромное событие, и, видимо, это их отличная идея для его продвижения.

И это может просто разрушить всю мою жизнь.

— Хорошо, — говорит Мэдисон, нанося мне на щеки еще один слой румян.

— Мы сделали тебя неузнаваемой с Элом… но тебе также придется вести себя по другому.

— Что, если я буду так говорить? — говорю я сквозь натянутую улыбку, повышая голос на десять октав.

Ксандер съеживается.

— Меньше демонов моя маленькая пони и больше принцесс Диснея.

Я фыркаю. Почему вести себя как мальчик стало легче, чем быть девочкой?

— Просто следи за тем, как ты двигаешься, — говорит Мэдисон.

— Покачивай бедрами, не топай ногами, как обычно.

— Я буду на коньках!

— Все еще. — Она с беспокойством смотрит на меня сквозь густую завесу черных, как полночь, волос.

— Ты знаешь, что делать. В первой части ты будешь учить мальчишек-хоккеистов простой программе фигурного катания.

Мой желудок тошнотворно скручивает. В любое другое время я бы заплатила, чтобы увидеть, как мальчики делают выпады или кроличьи прыжки. Теперь от этой мысли мне хочется вырвать.

— А во второй половине, — сказала Мэдисон, глядя на Ксандера, — мальчики учат фигуристов некоторым базовым хоккейным приемам.

— Ну и что? Это будет легко. — Я пожимаю плечами.

Несмотря на мои нервы, мне очень жаль, что я не съела что-нибудь до того, как Мэдисон покроет мои губы этим ярким липким химическим веществом.

— Но это все. — Ксандер наклоняется вперед.

— Это не должно быть легко. Только не для Элис Белл, фигуристки. Ты все испортишь, если пойдешь туда и будешь кататься так же, как Эл!

— О… — говорю я, наконец поняв, что они имеют в виду.

— Я могу высосать из себя хоккей на ночь. Я могу это сделать.

— Ты можешь? — Спрашивает Мэдисон, скрестив руки на груди.

— Ты самый конкурентоспособный человек, которого я когда-либо встречала.

Мой телефон гудит в моей руке и спасает меня от их полного неверия. На нем мелькает лицо Хейдена, и мне приходится заставить свое сердце успокоиться. Прежде чем ответить, я отхожу в угол своей спальни.

— Привет, Эл, — говорит Хейден, — я как раз собираюсь спускаться на каток. Хочешь, я подвезу тебя, мне как раз по дороге?

Ну откуда ты знаешь: мой дом, по дороге на каток. Осмелюсь ли я сказать, что мы становимся друзьями? Моему волнению придется подождать, пока я не повешу трубку.

— Э… э-э, я плохо себя чувствую…

Очевидно, Эл не может быть там одновременно с Элис Белл, фигуристкой. Я бы предпочла, чтобы тренер Забински злился на меня, чем терпеть ярость моей матери за то, что она пропустила это.

— Ты шутишь, что ли? — говорит Хейден.

— Ты собираешься заставить меня страдать из-за фигурного катания в одиночку?

— КХЕ КХЕ КХЕ! — Я кашляю, производя гораздо лучшее впечатление больного, чем мой так называемый брат-актер.

— Вот черт. Это противно. — Хейден смеется на другом конце провода.

— Отдохни перед следующей игрой. До встречи.

Я вешаю трубку, вполне довольная собой. Но когда я оборачиваюсь, Ксандер смотрит на меня в равной степени сердито и испуганно.

— Что…

— Кто это был? — Спрашивает он.

— Хейден из Соколо…

— Почему ты так улыбаешься?

Я чувствую, как мышцы моего лица сразу же напрягаются. Наверное, я улыбалась.

— Ты всегда так улыбаешься, когда разговариваешь с мальчиками в команде? — Ксандер огрызается.

Он звучит законно взбешенным. Я чувствую, как у меня сжимается желудок и холодеют вены.

— Элис, ты должна быть мной там. Не собой а мной, ясно? Все, что ты делаешь, влияет на всю мою жизнь.

Моя кровь начинает кипеть, выпаривая холод и нервозность. Ксандер такой мудак! Вот я, помогаю ему, а он придирается ко мне из-за одного глупого телефонного звонка?

Я иду к двери.

— Пойдем, Мэдисон. Мы должны идти.

Ксандер скрещивает руки и смотрит в окно. Я могу сказать, что он хочет сорваться с места, но с его больной ногой это займет слишком много времени. Я хочу сказать ему, что он мудак, но это потребует разговоров, чего я не делаю, ну, никогда. Я просто хочу, чтобы все вернулось на круги своя, прежде чем я узнаю, что Ксандер скрывает от меня какой-то секрет.

Я хватаю свою сумку и выхожу из комнаты. Мэдисон задерживается на мгновение, говоря что-то слишком тихо для меня, прежде чем поспешить за мной.

Мне просто нужно пережить одну ужасную ночь фигурного катания, тогда завтра я, наконец, смогу положить всю эту злость на место.

В игре.

* * *

Я выхожу на лед, чувствуя себя совершенно раздетой и незащищенной. Мне нужны мои подушечки, моя майка, моя клюшка… а не это блестящее белое платье, которое потенциально может ослепить кого-то, если его увидят в неправильном свете. Хотя, держу пари, я буду выглядеть довольно мило, когда буду выполнять обратное вращение.

Арена сияет горячим белым светом, а тела бегают, как обезумевшие насекомые, устанавливая камеры и микрофоны. Я смотрю, как их ноги в кроссовках шаркают по льду, и кусаю себя за губу. Я замечаю маму, стоящую с двумя другими фигуристками, участвовавшими в рекламных мероприятиях, Хармони и Лив.

Они кажутся такими естественными в своих крошечных оранжево-голубых платьицах, с волосами, собранными в тугой пучок, и с яркими и ясными глазами, не налитыми кровью из-за слишком большого количества туши и клея для ресниц.

Я никогда так сильно не хотела шлем.

Когда я проезжаю мимо, они начинают шептаться и хихикать. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как «Соколы» гуськом выходят на лед. Раздражённое дыхание вырывается из моих ноздрей.

Девушки.

Для этого «Соколы» не носят полную форму, только майки и джинсы. А какая куча неудачников! Они выглядят так, будто все подготовились к съемке, уложив волосы. Я немного смеюсь про себя, представляя, как они пытаются одолжить гель для волос у Даниэля Сакачелли. Бог знает, что у него есть достаточно, чтобы сэкономить. Клянусь, у этого мальчика пятьдесят тюбиков в шкафчике.

Хармони издает особенно пронзительный смешок и сжимает мою руку, как спасательный круг.

— Боже мой. Номер 9 такой мечтательный, и он смотрит прямо на меня.

Я стряхиваю ее руку со своей.

Номер 9. Глупый, тупой, идиот Хейден. Он здесь для благотворительности, а не