Шрифт:
Закладка:
Горько усмехнувшись, Артурион открыл портал, а я едва не забежала в него. Приличные леди так не делают. Но я уже давно нарушила все возможные правила приличия.
Точно не подружимся…
Этой ночью не было ни спальни, ни Артуриона.
Мне снились родители, сестра, племянница. Они стояли, тянули ко мне руки и звали, а я бежала навстречу, но ни на сантиметр не приближалась. Я задыхалась от бега. Мне нужно было их обнять, убедиться, что с ними все в порядке. В голове звучал голос плачущей мамы: «Доченька, иди к нам, родная моя». А я всё бежала, сил уже не было, слезы застилали глаза. Мне казалось, это никогда не закончится, словно вечная попытка ухватиться за что-то, чего на самом деле не существовало. Когда силы кончились, ноги просто подкосились, и я рухнула на колени. Легкие жгло, во рту пересохло. Зажмурившись и закрыв уши ладонями, я громко закричала. Мамин плач выворачивал душу. Это было похоже на какую-то адскую карусель. Картинка кружилась, а звук окутывал меня, словно кокон со всех сторон. От него нельзя было спрятаться или скрыться.
Проснулась я от собственного крика. В ушах до сих пор звучал голос мамы, а сердце колотилось, как сумасшедшее. Смотрела куда-то вперёд, словно сквозь всего, чувствую обжигающую пустоту внутри. Словно из меня вытянули все соки. Очнулась, когда почувствовала, что на мои руки капнуло что-то теплое. И только тогда поняла, что по моим щекам бежали непрошенные горькие слезы.
Я никогда не плакала, не считая того периода действа, когда кроме рева и истерик ты не можешь предпринять ничего, чтобы тебя поняли. Всю сознательную жизнь старалась быть сильной, не расстраивать родителей, друзей, знакомых, быть примером, самой лучшей, самой храброй и решительной… А здесь, впервые я сдалась. Почему я? Уж лучше бы Шарк сразу меня убил. Как можно предать своих родных?
Потихоньку успокоившись, я встала и пошла умываться. Чувствовала я себя ужасно. Болело все тело, голова раскалывалась. Лучше эротические сны, чем такие. И мне стало смешно. Видимо, это нервное. Но я подумала, что мне не угодишь. Снится эротика — я возмущаюсь, снится кошмар — прошу вернуть эротику. Логика — наше всё.
Когда я сидела перед зеркалом и расчёсывала волосы, в комнату постучали, и после моего разрешения вошла Адель. Выглядела она взволновано.
— Госпожа, отец ждёт вас в кабинете.
— Хорошо, я сейчас спущусь. — отозвалась ровным тоном.
Она собралась выйти, но остановилась и шёпотом сказала:
— У него гость. Дамир-дель-Гама.
Рука с расчёской замерла.
— А почему шёпотом? — я быстро вернула себе невозмутимое выражение лица и продолжила приводить себя в порядок.
— Ну как же, — удивилась она и продолжила так же шёпотом: — Всем известно, что он просто так в гости не ходит.
— Не болтай глупостей! Иди и скажи, что я сейчас буду.
Она кивнула и спешно покинула мою комнату. Я сидела и смотрела на себя в зеркало. Сегодня явно не мой день. С утра сплошное веселье. Хотя я даже была рада приходу Дамира. Может, он все поймет, убьёт меня, и все закончится? В договоре это считалось форс-мажором.
«Прекрати! Соберись тряпка! Всё будет хорошо, близкие останутся живы, а я выйду за Артура и нарожаю нам кучу детишек. А каждую ночь мы будем сгорать в объятиях друг друга. И никак иначе!" — мысленно я тут же встряхнулась.
Так, аутотренинг прошёл успешно, и я, одевшись, пошла в кабинет Лунгарио. При моем появлении «отец» прервался на полуслове. Он что-то искал в ящике стола. Выглядел мужчина крайне паршиво: красный как рак, руки трясутся, на лбу выступил пот. Того и гляди, с инфарктом сляжет. Слабенький он какой-то, пить ему надо бросать.
А вот Дамир, наоборот, выглядел шикарно. Сидел в кресле напротив «отца», локти на подлокотниках, а ладони сложил домиком, прислонив к губам. И с интересом наблюдал за Лунгарио. Дамир даже не встал, только повернул голову в мою сторону. Руки опустил на подлокотники, сидел такой вальяжный. Этакий биг-босс. Ещё и полностью в черном костюме. Лилианну можно было понять. Только о такого все зубы сломаешь и слёз прольешь кучу.
— А вот и Эльзочка, — Лунгарио от радости только заплакать осталось.
— Вы звали меня, отец. Доброго вам дня, Дамир-дель-Гама, — решила, в отличие от него, не отступать от этикета.
Лунгарио хотел что-то сказать, но Дамир прервал его жестом, достал из кармана бархатную коробочку и протянул мне. При этом так и не встал.
— Это вам.
Я подошла и взяла. Открыв, увидела брошь в форме букета, полностью покрытого красными камнями, напоминающими рубины. Я не знала, как реагировать. Он точно тут не как курьер. Подарить что-либо мог мне только Артурион, если только не появились тайные поклонники. Но тогда Дамира тут точно бы не было. И я сомневалась, что он бы стать одним из них.
— Благодарю. Но день рождения у меня только через четыре месяца, — я была в замешательстве.
Мельком заметила, что после моего ответа «отец» стал выглядеть ещё хуже. И поняла, это была проверка, и я только что ее не прошла.
— Зачем же мне дарить вам то, что и так ваше? Или вы не узнаете брошь, доставшуюся вам от покойной матери?
Мне очень не нравилось, как он на меня смотрел. От этого взгляда все внутренности начинало скручивать от страха.
— Нет. Не узнаю, — у меня просто не было выбора, нужно держать позицию до конца.
Тут наконец-то очнулся Лунгарио и торопливо заговорил:
— Это я виноват! Девочка жила за городом, я редко бывал у нее и старался не привозить вещи матери, чтобы не травмировать. Она и не знала об этом украшении.
Дамир даже не посмотрел в его сторону. Он продолжал уничтожать меня взглядом.
— Допустим. Документы на всю прислугу из загородного поместья я долго буду ещё ждать? — он перевел взгляд на «отца».
Тот начал снова судорожно перебирать бумаги в ящике.
— Да куда же я их положил? — бормотал он. — А! Вспомнил, они в сейфе. Буквально минуту, я сейчас принесу, — он пулей вылетел из кабинета, оставив нас одних.
Я сглотнула. Меня оставили с тигром одну в клетке. Дамир поднялся и пошёл в сторону книжного шкафа.
— Интересно получается. Живёт где-то маленькая девочка Эльза, никто ее внятно описать не может. Информации о ней тоже почти нет. Есть только запись о рождении. Не училась она толком, не общалась ни с кем. И вдруг она появляется при дворе, — он рассматривал
