— почти столько же, сколько и среди студентов, опрошенных годом позже). Легко заметить, что его (осуждения) величина зависит от ряда социально-демографических параметров. Среди занявших негативную позицию по отношению к мужской экспрессии больше женщин, нежели мужчин (8,8% против 5,9%); респондентов с неоконченным и полным средним образованием, нежели с высшим, 11 % против 6%; состоящих в браке, нежели холостых, 6,4% против 2,9%, и пожилых (старше 45 лет), нежели молодых (до 34 лет), 6,7% против 2,1%. Выстраивается несколько иная система показателей относительно реализации потенциала женской экспрессии. Среди «традиционалистски» настроенных людей оказалось больше женщин, нежели мужчин, 15,3% против 9,5%; с неоконченным и полным средним образованием, нежели с высшим, 19,6% против 7,7%; состоящих в браке, нежели холостых, 12,5% против 2,9%; старшего поколения, нежели молодого, 11,6% против 3,5%. Между прочим, в исследуемой совокупности выявлены проблески стремления к единой морали исключительно у одной из демографических категорий городского населения — незамужние женщины и холостые мужчины (очевидно, молодые), в равной и скромной мере, 2,9%, осуждают сексуальную связь до заключения брака.

Вспомним, при анализе ответов служащих и рабочих на тест (гл. 3) было отмечено превалирование высоких эротических притязаний к типу партнерства по нелегитимному взаимодействию. Вновь полученный материал, в принципе, подтвердил эту тенденцию (см. рис. 3).

.... Рис. 3. Предпочтительный тип партнера по сексуальным отношениям в юридически неоформленном браке для мужчин и для женщин (в %)

 В самом деле, акторы, осознавшие самоценность секса, — в игровой ситуации выбора — в большинстве случаев (независимо от пола) отдают предпочтение как «для себя», так и «для лица противоположного пола» — любимому человеку. По-видимому, ожидая от такой практики получения не просто удовлетворения физиологической потребности (релаксации), а качественно иной отзывчивости — наслаждения. Вместе с тем женщины оказались более избирательными: скажем, «невеста» в глазах мужчин не особенно желанный эротический партнер{32}, в то время как женщина предпочитает начинать сексуальную жизнь если не с любимым, то с «женихом», впрочем, резервируя за собой право на сближение и с «просто» понравившимся мужчиной.

Движение в сторону либерализации сексуальной морали отмечается в нашем отечестве начиная с 1970-х годов и другими, впрочем немногочисленными, наблюдателями. Так, В. Алексеева задала тремстам школьникам (москвичам) и такому же числу учащихся ПТУ (мигранты) вопрос о возможности «близких отношений до свадьбы». Отрицательно («нет, никогда») ориентировано 24% учащихся ПТУ и 15% школьников; напротив, положительно («при определенных условиях») — соответственно 38% и 56%. Согласно этому социологу, традиционные ценности в данной области («половую близость разрешает только брак») если и сохраняются, то лишь у части молодежи, причем у учащихся ПТУ в большей степени, чем у школьников (см.: Алексеева 1977: 64). Чем же объяснимы различия во мнениях городских и сельских подростков?

По-видимому, жители сельских поселений и небольших городов, по меньшей мере в 60—70-е годы, чаще всего неосознанно находились под влиянием авторитарных (патриархальных и религиозных) ценностей и непосредственного социального контроля со стороны семьи, школы и ближайшего соседского окружения (community). «Деревенская» мораль, способствующая консервации стереотипов, эффективно функционирует исключительно в определенных культурно-исторических условиях. В крупном городе они (эти стандарты) дисфункциональны: эротика становится менее потаенной. Одним из подтверждений высказанного соображения может служить «подвижка» в иерархии оценок у молодых рабочих-мигрантов (середина 70-х гг.). Среди них к моменту приезда в Ленинград 26% осуждали возможность нелегитимных сексуальных отношений и только 24% оправдывали, но трехлетнее пребывание в мегаполисе оказало влияние на изменение удельного веса оценок и их последовательность: 30% оправдывают и 10% осуждают. Таковы результаты «вторичной» социализации.

С переездом в крупный город на работу или учебу меняется не только среда, культурное окружение, но и экзистенциальное мироощущение, индивидуальный стиль жизни. Человек в значительной мере адаптируется к иному этосу. Строго говоря, он привыкает к разнообразию и изменчивости окружающей среды, к необходимости вести себя более продуктивно, организованно, вырабатывает толерантность, рациональное отношение к моральным принципам и автономность в принятии решений. У молодых людей формируются новые взгляды, интересы и привычки; потребность в духовном и эмоциональном сопереживании подталкивает их к общению и способствует повышению культуры интеллекта и чувств. Сдвиги в общей культуре, разумеется, оставляют след и в мире эротических практик. С другой стороны, достаточно быстрый конформизм мигрантов в крупном городе, очевидно, обусловлен тем, что интериоризация массовой культуры (в том числе ее эротико-сексуальных пластов) подготовляется исподволь: проникновением мыслительных клише и поведенческих конструкций посредством каналов электронной информации (а в последнее время и Интернетом) за пределы собственно урбанизированной зоны.

Интенсивность усвоения непривычных образцов, уверен, зависит от степени «размытости» патриархально-авторитарного контроля. Об этом свидетельствует корреляция моральных установок молодых рабочих с местом проживания их родителей. Действительно, у тех, кто приехал в Ленинград из малого или среднего города (здесь семьи, как правило, «детоцентристского» типа), отмечается следующая последовательность аттитюдов:{33} амбивалентная — 49%, оправдывающая — 28% и осуждающая — 23%, у тех же, кто мигрировал из села (скорее всего, здесь семьи — «модернизированно-патриархального» типа): амбивалентная — 50%, осуждающая — 27% и оправдывающая — 23%. Словом, приезжие (в Ленинград) из городов в большей мере одобряют и в меньшей осуждают возможность нелегитимных эротических контактов, чем, молодые люди, прошедшие первичную социализацию в сельской местности. О том же свидетельствует направленность аттитюдов, зафиксированная при опросе студентов, обучавшихся в разных регионах страны (1978 г.). Потенциальную эротическую практику до юридического оформления брака оправдывали: родившиеся в Ленинграде — 58%, в областных центрах — 50%, в других городах — 47%, в республиканских столицах — 42%, в поселках городского типа — 41% и сельской местности — 35%.

Очевидно, что определенное влияние на соотношение «консервативных» (prohibition) и «либеральных» (permission) ориентаций на нелегитимные эротические практики оказывает этническая и конфессиональная принадлежность респондентов. К примеру, в Якутии (1974 г.) опрос был проведен в Вилюйском педагогическом училище, в котором, специально подчеркну, проходили обучение жители коренных национальностей: 272 девушки (или 73,5%) осуждали возможность «добрачных» связей, 55 (11,8%) допускали такие отношения при условии, если «он и она действительно уважают друг друга» (см.: Попов 1979: 60—79). Интересные данные приводятся по Литве. Почти 47% юношей выпускников городских и сельских школ положительно высказались в пользу «добрачных» связей для себя, в то время как для девушек — 23%; негативная оценка составила соответственно 13% и 30%. Установки девушек тех же школ — «зеркальны»: для себя посчитали приемлемыми такие отношения 10%