* * *

С четырнадцати лет я старательно подыгрывала сладким мечтам Саммер, делая вид, будто завещание тоже не помешает мне выйти замуж по любви. Мол, как и Саммер, я и словом не обмолвлюсь про деньги никому из моих дружков.

На самом же деле со дня похорон отца у меня уже был план. Как только мне стукнет восемнадцать, я моментально выскочу за кого-нибудь замуж. За кого угодно. Первой сорвусь со стартовой линии, чтобы раньше всех оказаться на финише с золотым ребеночком на руках.

Приближалось мое восемнадцатилетие, и я как раз собиралась подкатить с подобным предложением к своему парню в то время, Кэшу[15] (имечко, кстати, просто идеально ему подходило), когда осознала свою ошибку.

Дело в том, что подобное будущее отнюдь не вызывало у меня восторга. Деньги – это, понятное дело, классно, но предстояло связать себя супружескими узами с Кэшем, которого я выбрала исключительно за его предположительную готовность вписаться в мою схему – в остальном же в качестве спутника жизни он меня решительно не вдохновлял. Мне было бы совершенно наплевать, что у меня не будет сказочной свадьбы, которую так обожала воображать себе Саммер, но постыдный рывок в отдел регистрации браков, беременность и роды сеяли хаос во всем моем теле: какой восемнадцатилетней девчонке этого хочется?

За пару недель до своего дня рождения, закосив под взбалмошную эксцентричную дурочку, я спросила Кэша, якобы в шутку: сколько денег ему надо предложить, чтобы он взял меня замуж и сделал ребенка?

– Пятьдесят баксов, – без запинки ответил он. – Если мы будем женаты только на бумаге и мне, типа, не придется возиться с младенцем.

Тут-то я и призадумалась. А стоит ли гнать? Саммер на тот момент ни с кем не встречалась. Мой изначальный план предусматривал, что сестра такая же, как я, что она тоже может тайно выйти замуж, как только ей исполнится восемнадцать, чтобы получить деньги.

Но Саммер никогда так не поступила бы. Я знала это всем своим сердцем. Тайный скачок к алтарю – это не в ее духе. Она будет действовать открыто и по-честному.

Выйдет замуж, только когда влюбится, и все у нее будет, как у добрых людей. Объявление о помолвке, толпа гостей, пышная свадьба… Все это с кондачка не делается.

Короче, время у меня было. А до того, как восемнадцать исполнится Вирджинии, так и вовсе восемь лет. Имелись все шансы, что я найду кого-нибудь получше Кэша. Думалось, что в худшем случае просто выскочу за того, с кем буду встречаться на тот момент, когда Саммер объявит о своей помолвке. В лучшем же случае буду и в самом деле на тот момент влюблена.

И вот теперь задним умом я сознаю, что Кэш вполне мог оказаться куда лучшим супругом, чем Ной. Такая вот, блин, ирония ситуации…

После нескольких часов утомительных расшаркиваний (кто на свете всех милее, всех щедрее и добрее?) мы с Саммер утверждаем расписание вахт. Сестра уверяет, что просто обожает нести вахту в дневную жару и не против постоять допоздна, до наступления темноты. Это вот вставать в полной темноте ей влом, трудно вырваться из объятий сна. Так что ее первая вахта – с полудня до шести вечера, после чего я ее ненадолго подменяю, а она тем временем готовит ужин – нам обоим известно, что стряпуха-то она получше меня. Ужинаем рано, пока еще светло, и Саммер вновь занимает свой пост от заката до полуночи, а я тем временем успеваю пару часов вздремнуть. Потом она меня будит, и я сменяю ее до рассвета. От рассвета до полудня решаем по обстановке – смотря кто из нас сильнее устал.

– Итак, я заставляю беременную женщину стоять на руле каждый день до полуночи на протяжении как минимум двух недель, – резюмирую я. – Это вряд ли делает меня «Сестрой года».

– Надо же тебе когда-нибудь поспать! – расцветает улыбкой Саммер. – Все со мной будет хорошо. Ты почти такая же заботливая, как Адам.

Постепенно включаемся в установленный распорядок дня и ночи, бодрствования и сна, солнца и света звезд, пока «Вирсавия» летит через Бенгальский залив. Отец словно по-прежнему на борту – мы инстинктивно следуем его старым правилам. Никогда не покидаем кокпит, не прицепив конец линя страховочной сбруи к леерам, которые идут по периметру палубы, а в качестве дополнительной меры предосторожности еще и вызываем друг друга наверх – отдыхающий член экипажа всегда следит за вышедшим на открытую палубу вахтенным. Хотя бо́льшую часть времени с парусами вполне можно работать прямо из кокпита.

И если во время вахты Саммер что-то требуется сделать на носовой палубе, обычно это делаю я. Вообще-то не думаю, чтобы она хоть раз покидала рубку во время своих бдений. Моя сестра – не большая любительница возиться с парусами. Это меня вполне устраивает. Все, что мне от нее нужно, – это пара глаз, пока я сплю.

В первую неделю нашего перехода обнаруживаю кое-какие изменения на яхте – Адам тут кое-что усовершенствовал. Я всегда думала, что «Вирсавия» и без того идеальна, но должна признать, что холодильник увеличенного объема – это реально вещь. Благодаря ему кормежка у нас на борту просто-таки шикарная – никогда не думала, что такое вообще возможно на парусной яхте. Все свеженькое, и вечер за вечером Саммер подает все новые блюда тайской кухни, словно шеф-повар на океанском лайнере. А еще Адам установил дополнительный танк для пресной воды, так что вместо того, чтобы киснуть в собственном поту до прибытия в порт, мы с Саммер каждый день принимаем душ – быстрый, холодный душ, но это как раз то, что и нужно в тропиках.

Саммер обычно принимает душ в полдень, прямо в кокпите, пользуясь тем, что на сотни миль вокруг нас ни единой души. Вытаскивает из гнезда шланг с простеньким ручным распылителем и угощает меня ежедневным стриптизом, причем больше никакого тебе девчоночьего бельишка в клеточку. Только откровенно блядские лифчики и кружевные стринги – белые, розовые и алые.

– Это Адам мне купил, – воркует она, сбрасывая на пайол кокпита греховно-крошечный клочок атласа, нашпигованный стразиками. Пока холодная вода бежит по ее разгоряченной коже, Саммер подставляет свое роскошное тело, свой сплошной загар солнцу. Размазывает гель для душа «Дикая роза» по своим полным грудям и практически плоскому животику, и ароматная пена сползает к раздражающе аккуратной линии лобковых волос. Соски у нее уже раздулись от беременности, потемнели от розового к рубиново-красному.

Ее свежее белье – всегда из одного комплекта, всегда «Victoria’s Secret» или «Agent Provocateur» – ждет, повешенное на румпель. Теперь я понимаю, почему она оставила свои целомудренные тряпки в Уэйкфилде. У нее кардинально изменились вкусы.

Я когда-то тоже была сама не своя до нижнего белья, рылась в каталогах, прикидывала на себя самые экстравагантные штучки в самых шикарных магазинах. Но потом пришлось основательно залезть в долги, и моя коллекция заметно пострадала. Белые вещи потускнели, стали серыми, как вода после мытья посуды, чашечки бюстгальтеров скукожились, и частенько даже не удается подобрать лифчик в пару к трусикам.