а в небольшом городке Брянской области. Когда пришли немцы, чтобы его не угнали на работы в Германию, он поступил в полицию. Там проштрафился и вынужден был стать осведомителем гестапо. Когда гитлеровцы отступали, переметнулся к власовцам. Так что ни в какой разведке он не служил – ни в нашей, ни в немецкой. И лейтенантом никогда не был. После войны загремел почти на полтора года в концлагерь, здесь и попал в поле зрения организации Гелена. Собирал и передавал отдельные малозначительные сведения о военных перемещениях в советской зоне оккупации, но через два года был выгнан за фальсификацию отчетов. В начале пятидесятых Оперативная база ЦРУ в Западном Берлине подыскивала агентов среди русских эмигрантов. Для этого они обратились в СБОНР – Союз борьбы за освобождение народов России. Они и порекомендовали им Копинского. Он сочинил для них героическую биографию, на которую они клюнули. С тех пор он поставляет им сведения из Восточной Германии.

– Чем же он занимается?

– Сутенер.

– То есть как? – Север даже остановился в недоумении.

Полковник взял его под руку и повел дальше по мощеным тропинкам лесопарка. В десяти метрах сзади двигалась пара крепких мужчин, внимательно отслеживающих каждый свой сектор наблюдения.

– В Восточном Берлине он договорился с двумя хозяевами баров о том, что там будут пастись его девочки, человек десять. Завлекают мужчин, оказывают интимные услуги. Иногда попадаются наши военнослужащие. Девицы подслушивают откровения клиентов, пьяные разговоры в барах и все это несут Копинскому, а он пишет отчеты для ЦРУ, получая небольшое вознаграждение.

– Картину я понял, Дмитрий Петрович. Только никак в толк не возьму, зачем нам этот хлыщ?

– Помнишь, Матвей, – услышав свое настоящее имя, нелегал невольно вздрогнул. (Как давно никто не обращался к нему по его родному имени! Даже он сам стал отвыкать от него. Как будто это был какой-то другой человек. Наверное, так оно и есть, ведь теперь он – Вильгельм Мюллер. Он думает, как Мюллер, говорит, как Мюллер), – при нашем знакомстве я давал тебе материалы по Берлинской базе? Помнишь, какой вывод ты сделал?

– Конечно, что у нас там нет Источника.

– Правильно. Вот перед нелегальной разведкой и поставлена задача внедриться в этот филиал ЦРУ. Уж больно они активными стали. Но внедрение на тот уровень, который нам нужен, – это многоступенчатый процесс. Сначала нам надо найти Информатора, который подсветит нам обстановку внутри этого гадючника. Это тактический уровень. Затем по его наводке мы должны приобрести там Источник для получения оперативной информации, а с его помощью завести к ним своего Агента. Это уже стратегический уровень. Увы, пока у нас есть только сутенер и сказочник.

– Подождите, вы что хотите сказать, что мне придется сотрудничать с предателем, полицаем, замешанным в акциях против наших людей, власовцем? Да его удавить надо.

– Герр Мюллер, не забывайте, – голос руководителя приобрел металл, но громкости он не добавил. – Вы сотрудник контрразведки и для дела, очень важного дела, будете работать с теми, с кем вам прикажут. Пойми, Север, – тон начальника вернулся к деловому, – других там нет и быть не может.

– Понял, товарищ полковник, извините, не сдержался. Так мне его надо вербовать или мы с ним уже работаем?

– Уже пять лет. Но у него такой поганый характер, что с ним никто не может сработаться. Раньше мы на это смотрели сквозь пальцы, но теперь он нам нужен для внедрения, а других кандидатов у нас в Берлинской базе пока нет.

– Я так понял, что и он там на птичьих правах. В любой момент могут турнуть.

– Правильно понял. Поэтому что надо сделать для начала?

– Закрепить его в ЦРУ.

– Молодец. Вот именно с этого ты и начнешь. Информацию, как выйти с ним на связь, ты получишь. И вперед, герр Мюллер. Задание понятно?

– Так точно, мистер Кук.

Они рассмеялись. Таранов снова стал раскуривать трубку.

– Вот еще что хотел тебе сказать, посоветовать как смершевец в прошлом. Человек он темный, противоречивый, запутанный по жизни донельзя. Ошибка предыдущих его кураторов заключалась в том, что они пытались с ним выстроить партнерские отношения, договориться. А его надо ломать. Его надо подчинить так, чтобы он не стал выказывать свои фокусы. Понимаешь, о чем я говорю?

– Не совсем.

– Все военное и послевоенное время приучило его полагаться только на себя. У него не было никого, кто мог бы ему помочь, защитить. Нельзя было доверять никому, в любой момент его могли предать и подставить. Он нырял из одного ведра с помоями в другое. Полиция, СД, власовцы, заключенные. Как здесь остаться чистым? Он не поверит никому, его нельзя убедить, его можно только заставить. А заставить можно только силой, характером. Я эту публику еще с войны знаю. Был у меня такой случай. Взяли мы с поличным одного диверсанта. Здоровый такой детина. Сразу ушел в отказ. Наши ребята его крепко обработали, но он молчит. Крепкий орешек. Зубами от боли скрипит, но молчит. В таких случаях как поступали? Просто. Военный трибунал. Все улики налицо, значит, к стенке. Я никогда не был сторонником применения рукоприкладства, но физическое воздействие все равно ослабляет выстроенную защиту. В данном случае не до конца, поэтому пришлось перейти на психологическое давление. Здесь важно выйти на пик эмоционального переживания: чем острее, тем быстрее его можно переубедить, потому что, когда включаются эмоции, разум, наоборот, отключается. Объясняю ему: «Кому ты нужен? Родину предал в самый тяжелый период, пощады не жди. Немцы тебя использовали и списали. Шлепнем мы тебя и зароем, как падаль, в овраге».

– Сильно, – Матвею даже самому стало неуютно от таких жестких слов.

– «Черт с тобой. Мне тебя не жалко. Но мы придем к твоим родителям и как семью врага при всех соседях выкинем на улицу и отправим на поселение. Клеймо будет и на жене, и на детях. А вот они – советские люди, и их я должен защищать. Но не будет им спокойной жизни. Проклянут тебя все». Ну и дальше в том же духе. Гляжу, прочувствовал человек, в глазах слезы заблестели. Он со своей судьбой смирился, но родня-то при чем? Значит, пора заходить с козырей. «Жизнь не гарантирую, война есть война, но честное имя могу вернуть. Тогда придет к твоей родне военком, снимет перед ними фуражку и скажет при всех, что погиб ваш сын, муж и отец как герой. И передаст на хранение медаль, чтобы помнили и гордились».

– Ну а он?

– Согласился. Все, что знал, рассказал, вернулся обратно к немцам, там много для нас сделал, но сдал его предатель, так и сгинул человек. Я лично ходил к командующему, просил. Родне отправили орден Отечественной войны. Ты понял, для чего я тебе это рассказал?

– Вроде бы понял, – молодой собеседник неожиданно заулыбался. – Получается, вы, Дмитрий Петрович, почти как Мефистофель сработали.

Полковник тоже улыбнулся и одобрительно подтвердил:

– Мефистофель – это великий вербовщик. Ну а тебя, Север, ждет серьезное испытание: кроме тебя, у нас пока нет других вариантов.

– Я постараюсь, товарищ полковник. Кто со мной будет работать на связи?

– Берлин – это вотчина Великанова. Кстати, ему понравилось, как ты сработал во Франкфурте. Встретитесь, он даст тебе нужные контакты и инструкции. О твоем задании будет знать только он. Когда мы с ним обсуждали эту операцию, Александр Михайлович предложил назвать ее «Гвоздь».

Глава 13

Встреча с генералом Великановым прошла на конспиративной квартире, недалеко от границы с Восточным сектором. Они тепло поздоровались, Матвей сразу почувствовал, что Александр Михайлович признал его как профессионала. Без раскачки перешли к делу.