напрягся и дрогнул от моих прикосновений. Пальцами я чувствовала тонкие редкие волоски, идущие вниз к резинке его штанов, и крупные твердые вены, кубики пресса, которые достались ему благодаря упорным тренировкам, и тепло его кожи. Зверь тяжело выдохнул, но, казалось, плечи его стали расслабляться.

Я ощущала себя иначе. Нечто новое поразило мою грудь. Зверь был как неизведанная ранее мной игрушка. Я трогала его, гладила осторожно, только кончиками пальцев, гадая, что еще мне позволил бы этот здоровяк?

И тогда я решила проверить границы дозволенного, прижалась к нему сильнее, теснее, не оставляя и миллиметра пространства между нами, и расположила руки на его пояснице. Его кожа была теплой и сухой и так приятно ощущалась под моими ладонями. И в тот самый момент, когда моя рука собиралась переместиться выше, огладить его позвоночник и коснуться мышечных «крылышек» его лопаток, я поймала его взгляд. Голубые глаза были холодными, отталкивающими, темными языками пламени в них плясали презрение и отвращение.

Это моментально отрезвило меня. Решительных действий с моей стороны не потребовалось. Зверь отстранился первым. Губы его брезгливо изогнулись, словно я была самой отвратительной девушкой в мире, вызывающей только тошноту. Я знала, он считает меня шлюхой. Но я даже не злилась на него, считала так же, ведь, коснувшись его кожи, моментально позабыла о корчащемся от боли в медицинском кабинете Майке.

Пауэлл грубо отодвинул меня и сел в машину, громко хлопая дверью, а я, обхватив себя руками, зашагала в «Скалу».

Только пронзительный визг шин говорил о том, что Зверь убрался с парковки.

Глава 11

Макс

Прожигая взглядом пустующий соседний столик, я машинально потянулся к стакану и сделал глоток малинового чая с лимоном и льдом. Холодный напиток прошелся по зубам, вызывая кратковременную тупую боль. Я стиснул челюсть и опустил стакан на деревянную столешницу.

Столики здесь, на мой взгляд, были маленькими, совсем крошечными, словно детскими, и не подходили под мои габариты. А вот Джой здесь нравилось. Изящно поедая запеченные ребрышки, она попутно печатала что-то в телефоне.

Я отрезал кусок печеного телячьего стейка и, закинув его в рот, принялся разглядывать ночной город из окон ресторана. Заведение называлось «Высота» и находилось на тридцатом, последнем, этаже здания. Нью-Хейвен был как на ладони. В отличие от любого другого мегаполиса Штатов, он не был в достаточной степени освещен, однако это не отменяло красоты ночного пейзажа.

– Хочешь? – кивнула Джой на ребрышки.

Я покосился на жирные и богато сдобренные соусом свиные ребра и, подавляя рвотный позыв, покачал головой.

Джой постоянно ела подобное, но при этом ей удавалось оставаться стройной. Даже и не скажешь, что мы с ней от одних родителей. Моей сестре шестнадцать, и она учится в старшей школе. Сейчас разгар учебного года, но Джой уговорила маму отпустить ее на выходные ко мне в Нью-Хейвен.

– Да ладно тебе, – фыркнула она, откладывая телефон в сторону. – Если ты съешь одно ребрышко, ничего не случится.

– Завтра игра, не хочу ползать по льду как черепаха из-за того, что сегодня напихал в себя дюжину жирных ребрышек, – фыркнул я, наблюдая за тем, как ее голубые глаза опасливо округляются.

– Эй! Я не говорила о дюжине! Только одно, Макс. Не рассчитывай на мое хорошее настроение, – проворчала сестренка.

Джой покачала головой, совсем не попадая в такт мелодий, наигрываемых музыкантами. Это место было совсем не для нее. Но Джой росла настоящей кокеткой, любящей внимание. Выгулять новое платье для нее было чрезвычайно важно, в «Макдоналдсе» этого не сделаешь.

Джой была высокой, около ста семидесяти пяти сантиметров, и чрезвычайно стройной. Ее хрупкие плечи были обернуты голубой тканью платья, в ушах красовались серьги с перьями, а волосы она собрала в высокий хвост, концы которого доставали до ее плеч.

Я смотрел на нее и не видел больше ребенка. Джой умело подчеркнула лисьи голубые глаза и изогнутые ресницы, ее ногти были длинными, не такими, как у ребенка, и покрыты бледно-розовым лаком. Она была молодой красивой девушкой, и я частенько переживал из-за того, что для такого набора внешних качеств она была слишком легкомысленна.

– Мама думает, что ты не приедешь домой. Она говорит, что по телефону ты словно подготавливаешь ее, что до следующего года не побываешь в Такоме.

– Это абсурд, ты сама знаешь, как мама любит нагнетать обстановку. Я точно приеду домой. Скорее всего, на Рождество, если получится, то раньше.

– Ловлю тебя на слове, Макс. Если ты не приедешь, то я сама тебя привезу.

На моих губах растянулась улыбка.

– Силенок то хватит?

– Не беспокойся, – фыркнула она, – хватит!

Джой попросила меню у официанта, чтобы выбрать десерт. Себе я заказал еще чая.

Скучающе оглядывая зал, я наткнулся взглядом на нее.

Утконос.

Сначала я подумал, что мне показалось. Но нет. Это точно была она. Рыжие волосы по-прежнему затянуты на затылке, словно она была одной из прихожанок католической церкви. Пушистые ресницы тянутся вверх, однако лишены и грамма туши, а еще розовые пухлые губы, но сомневаюсь, что она воспользовалась помадой, это ее природный оттенок. Напротив нее сидел Даррелл. Она смотрела на него, пока он что-то рассказывал ей.

Чертова идеальная парочка.

Глядя на эту идиллию, я скривил губы и отвернулся.

Джой, кажется, заметила перемену в моем настроении. Любопытные глаза сестры просканировали Даррелла и Митчелл, а затем она вопросительно вскинула брови.

– Это же Даррелл?

– Он самый, – небрежно бросил я.

– Как вам удается работать в одной команде?

– Не без труда.

– А с ним девушка, красотка, – протянула Джой. Обычно похвалы от моей сестры удостаивались немногие, мою бывшую она, например, терпеть не могла. – Знакомое лицо, ты знаешь ее?

К сожалению, знаю.

– Девчонка – корреспондент местного спортивного телеканала. Перри Митчелл.

– Точно. Милашка Митчелл. У Фредди из моей школы, который переехал из Сан-Франциско, есть плакат с ее изображением, периодически передергивает на нее.

– Джой! – предостерегающе бросил я. Она знала, что я не терплю, когда она говорит нечто подобное. – Ты слишком мала для таких выражений.

Сестра закатила глаза.

– Но ты права, – продолжил я, – она очень популярна на Западном побережье.

Сделав глоток чая, Джой вдруг округлила глаза и, пригнувшись к столу, взглянула на меня.

– Твою мать! Это же та, о которой писали в журналах, вас записали в любовники! – воскликнула сестра.

– Следи. За. Языком, – назидательно процедил я. – И я уже говорил, что все статьи – полная чушь.

– Если там нет ни капельки правды, чего тогда ты кривишься, будто съел тухлое яйцо, когда видишь их вместе? – лукаво улыбнувшись, спросила сестра.

Официант поставил перед ней большое кремовое пирожное, и внутренне я возликовал: наконец-то ее рот будет чем-то занят.

– Тебе показалось, – отмахнулся я, хотя сам понимал, что лгу, прежде всего самому себе. – Давай, детское время скоро кончится. Доедай быстрее.

– Тебе не терпится свалить отсюда, не хочешь, чтобы эта журналистка увидела тебя? – спросила сестра с набитым ртом.

– Не