теорий. Однако без общей математической теории было трудно применять уже существующие знания к новым ситуациям и, как следствие, генерировать новые знания. Согласно замечанию одного из современников, «китайские математические тексты содержат только примеры, но никаких доказательств»{136}.

Польза древнегреческих трудов, как считал Сюй Гуанци, состояла в том, что они обеспечивали теоретический фундамент, которого недоставало китайской математике. Например, в «Началах» Евклида приводилось доказательство теоремы Пифагора, которая связывала длины сторон прямоугольного треугольника формулой a2 + b2 = c2. Сюй Гуанци отметил, что древние китайские математические тексты, в том числе «Математика в девяти книгах», содержали примеры использования этой теоремы на практике – но без доказательства. Читая Евклида, утверждал он, китайские математики смогут не только восстановить утраченные знания, но и усовершенствовать их. «Через обучение у западных людей мы возвращаемся к "Девяти книгам"», – писал еще один современник. Одним словом, Китай вступил в свой собственный Ренессанс{137}.

Тяжелая работа, которую проделал Сюй Гуанци, принесла свои плоды. В 1629 г. он был назначен заместителем министра по обрядам – это была одна из самых высоких должностей в китайской бюрократии. Так у иезуитов появился «свой человек» в китайской власти. Министерство обрядов отвечало за придворные и религиозные церемонии, а также за государственные экзамены. Кроме того, оно курировало одно из главных научных учреждений в Китае раннего Нового времени – Астрономическое бюро. В 1601 г. Маттео Риччи в своем дневнике красочно описал эту обсерваторию, которую можно посетить в Пекине и сегодня:

В одной стороне города, но в пределах его стен, есть высокий холм. Наверху холма построена просторная терраса, превосходно приспособленная для астрономических наблюдений. Вокруг стоят великолепные здания, возведенные в прежние времена. Каждую ночь несколько астрономов занимают здесь свои места, чтобы наблюдать за происходящим на небесах, будь то метеоритные огни или кометы, и затем подробно докладывают об этом императору.

Как следует из описания Риччи, деятельность Астрономического бюро имела не только научное, но и большое политическое значение. В Китае император считался «Сыном Неба»: он служил посредником между земным миром и небесным, обеспечивая гармонию между человеком, природой и Вселенной. На практике это означало, что император должен был выпускать ежегодный календарь, устанавливающий даты основных религиозных праздников, а также определяющий начало и окончание сельскохозяйственных сезонов. Таким образом, календарь был инструментом политической власти. Вассальные государства, такие как Корея, принимали китайский календарь, чтобы продемонстрировать верность императору Поднебесной. Но в то же время император, не сумевший предсказать какое-либо значимое небесное событие (например, затмение), был вынужден извиняться, а это ослабляло его позиции. Вот почему почти каждый новый властитель Поднебесной проводил реформу календаря, чтобы закрепить свое право на престол{138}.

Рис. 12. Астрономическое бюро в Пекине в XVII в. Многие научные инструменты украшены традиционными китайскими мотивами, включая драконов. Другие инструменты, такие как секстант (в верхнем ряду крайний слева), совмещают китайские и исламские элементы декора

Точно так же поступил и император Чунчжэнь (Чжу Юцзянь), заняв трон в 1627 г. Его сильно беспокоили предыдущие неудачи в предсказании важных небесных событий, включая серию затмений. В 1610 г. Астрономическое бюро неверно предсказало время солнечного затмения, ошибившись на полчаса. (Это может показаться несущественной ошибкой, но европейским и китайским астрономам удавалось рассчитать время затмения с точностью до минуты.) В последующие годы бюро не смогло правильно предсказать еще 10 затмений. Согласно конфуцианской философии, небесные неурядицы порождали беды на Земле. Предыдущие два императора недолго продержались на троне – один был отравлен менее чем через месяц после восхождения на престол, другой процарствовал всего семь лет. С севера на Поднебесную надвигалась серьезная угроза: маньчжуры вплотную приблизились к Великой стене. Встревоженный Чунчжэнь приказал Астрономическому бюро реформировать календарь{139}.

Сюй Гуанци ухватился за эту возможность и, воспользовавшись своей высокой должностью, обратился к императору с прошением назначить его руководителем реформы календаря. Он настаивал, что пекинским астрономам нужно учиться у иезуитов, а не только полагаться на существующие традиции. К тому времени проявилась фундаментальная проблема китайского календаря. Это был «лунно-солнечный» календарь: он требовал согласования продолжительности солнечного года и лунного месяца. Земле требуется около 365 дней, чтобы сделать оборот вокруг Солнца, а Луна тратит на оборот вокруг Земли 29 с небольшим дней, поэтому лунные месяцы, к сожалению, не складываются в солнечный год. Можно взять 12 лунных месяцев – это совсем близко, но для согласования этих двух календарей все равно придется время от времени вставлять дополнительные дни, иначе солнечный и лунный календарь со временем будут расходиться. Именно по этой причине при династии Мин астрономам становилось все сложнее предсказывать точное время небесных событий – затмений и не только{140}.

С этой проблемой столкнулись не только в Китае. В 1582 г. папа Григорий XIII обратился к иезуитам за помощью в реформировании христианского европейского календаря. Будучи опытными астрономами и служителями церкви, иезуиты как нельзя лучше подходили для выполнения этой задачи. Реформу возглавил уже знакомый нам Христофор Клавиус, наставник Риччи в Римском коллегиуме. Объединив новейшие математические методы и данные из астрономических таблиц Коперника, он закончил разработку григорианского календаря, который с тех пор используется во многих частях света. Как и в Китае, принятие григорианского календаря было возможностью продемонстрировать верность католической церкви – и, напротив, многие протестантские страны отказывались переходить на календарь Клавиуса вплоть до XVIII в. Иезуиты втайне надеялись, что император Чунчжэнь примет григорианский календарь, тем самым показав свою приверженность католицизму{141}.

Однако их ждало разочарование. Как и в случае с переводом Евклида, Сюй Гуанци придерживался мнения, что можно воспользоваться знаниями иезуитских астрономов, но при этом создать подлинно китайский по своей сути календарь. «Переплавив вещество и сущность западного знания, мы отольем из них модель китайской системы», – писал Сюй Гуанци. Он также указывал, что китайцы и в прошлом заимствовали знания у чужестранцев. Как и их европейские коллеги эпохи Возрождения, китайские астрономы были многим обязаны исламскому миру. Астрономические инструменты, которыми была оборудована Пекинская обсерватория, почти все были изобретены персидскими астрономами в XIII в., включая гигантские каменные инструменты наподобие секстанта Фахри в Самарканде. Даже в XVII в. в Астрономическом бюро существовала «мусульманская служба», которая работала с исламскими астрономическими таблицами. Сюй Гуанци предложил расширить эту стратегию, позволив китайским астрономам воспользоваться плодами иезуитской науки иезуитов{142}.

В конце концов Сюй Гуанци сумел убедить императора Чунчжэня, что ему и иезуитам можно доверить проведение реформы календаря. В 1629 г. Сюй был назначен главой нового Календарного управления Астрономического бюро. К нему присоединились двое немецких иезуитов – оба они учились у Клавиуса в Риме. Вместе они составили новый звездный каталог, а также выпустили монументальный сборник научных работ под названием «Трактаты по календарной астрономии периода правления Чунчжэня» (1645). Верный своему слову, Сюй Гуанци постарался объединить в новом календаре китайские и европейские идеи. В основе календаря по-прежнему лежало сочетание солнечного года и лунных месяцев, однако все данные были свежими и основывались на математических методах и таблицах, позаимствованных у европейцев{143}.

Так, в «Звездном каталоге эпохи Чунчжэня» (1634) известные китайцам созвездия были дополнены новыми, описанными в европейских трудах. До появления в Китае иезуитов китайские каталоги не содержали звезд Южного полушария – их было видно только к югу от экватора. Когда Сюй Гуанци познакомился с работами европейских астрономов, которые имелись в иезуитской библиотеке в Пекине, он решил восполнить этот пробел. Но вместо европейских названий южных созвездий он использовал китайские эквиваленты: созвездие Феникс стало называться Хуоньяо, или «Огненная птица», а созвездие Муха – Фэн (что означало «Пчела»). Сюй Гуанци также указал координаты каждой звезды в соответствии с европейской и китайской традициями: европейцы приняли эклиптическую систему координат,