— Если у нас есть шанс, то почему бы…

— Настя, я понимаю, все кажется простым и быстрым: вернулись в прошлое, изменили его и живем дальше, словно ничего и не было. Но это слишком опасно.

— Да знаю! Сталкивалась уже с результатом, можешь не рассказывать.

— Я не буду рассказывать. Пускай Люба расскажет про Триединство, так, для справки, ведь если она нарушает свои же правила, то напоследок я бы сам освежил память тех трех дней, когда она устроила такую петлю времени, что треть событий осталась без должных объяснений причин.

— Я правильно поняла, ты не хочешь, чтобы мы изменили прошлое, потому что она когда-то там натворила дел, попросила дать обещание и…

— Дело не только в этом! Пожалуйста, услышьте меня. Да, у меня есть Осколок, точнее, треть нашего Осколка. Видимо он развалился на куски во время битвы, я не знаю наверняка, но он валялся недалеко. Так как его взял робот, то и реакции не было. Его энергии должно хватить на работу космолета, но вряд ли больше. Я хранил его, чтобы вы могли улететь отсюда. Люба, разве не к этому ты стремилась? Чтобы оставить прошлое и будущее и жить сейчас, здесь!

Слова его были убедительней некуда, зарождая в Насте слабую надежду на новую жизнь без бремени прошлого. Все это ей кажется странным, незаслуженным и чуждым, вынуждающим противиться новому настоящему столь же инстинктивно, сколь жизнь противится смерти. Несколько минут все молчали, напряжение и сложность темы давили столь сильно, сколь хотелось уже что-то предпринять, лишь бы ослабить напор.

— Ответь мне на вопрос, вы хотите изменить настоящее — зачем? Спасти пару жизней — допустим, но что если погибнут остальные? Что если погибнете вы?

— Я бы лучше погибла с друзьями.

— Настя, не будь эгоисткой. Сомневаюсь, что твои друзья желали этого, да и погибли они разве не ради того, чтобы жили другие?

— Тебе легко говорить! — Настя огрызнулась и отошла, пряча лицо в ладонях, переживая сложнейшую борьбу правильного и неправильного, чуть ли не физически ощущая пульсирующий вывод, что лучше она погибнет с ними.

— Люба, я думаю, судьба и время дали тебе шанс проститься со мной. Такой роскоши ты была лишена почти с детства. Мне кажется, что лучшего момента начать новую жизнь невозможно представить. Ты заслуживаешь лучшего, и сейчас, когда есть такой шанс, я прошу тебя — не упусти его. Дверь закрыта, все хорошо, можно следовать вперед… не начинай все сначала, прошу тебя.

Он говорил столь откровенно, полюбовно и заботливо, что не проникнуться этим кратким порывом странного счастья было невозможно. Только вот эффект этот оказался недостаточно силен.

— Я уже поняла, у вас тут своя непростая трагедия с Осколком и бардаком прыжков во времени, и при всем уважении я не хочу слышать эти истории. Надоело! Не для того я выживала в Монолите, чтобы сдаться. И не для того там погибли люди, между прочим, мой отец и мои друзья, чтобы сейчас вот так просто взять и жить дальше. Они погибли, пожертвовали собой ради победы над Варваром. Пусть они и не знали этого, но они верили в нас! Козырев верил в тебя не просто так, Люба! Наши с тобой жизни не стоят так высоко, чтобы оставить наших людей на гибель, как и весь Опус, куда этот Варвар наведается сразу же после того, как убьет здесь всех.

— Они уже умерли, Настя. Все уже случилось!

— Тебе какое дело?! Ты спас нас — спасибо, честно, спасибо. Но толку от этого, если мы будем лишь тенями остатков человечества? Ты столько отдал чтобы наши жизни медленно затухли, или чтобы мы сделать немыслимое вопреки этим вашим богам? — Настя более не желала спорить, полная решимости, она обратилась к Любе. — Я иду в прошлое, с тобой или без тебя.

14

Никаких голосов прошлого — лишь адаптивная стратегия с расчетливым исполнением каждого элемента, дабы реализовать весь потенциал того, к чему он шел по трупам посредством бесчеловечных решений. Петя отказался от человечности ради этого самого момента, подобравшись к противнику не столь физически, сколь интеллектуально. Нельзя дать эмоциям ни одного вздоха, нельзя даже сомневаться, иначе победить сверхсущество инопланетного происхождения будет попросту невозможно. Избавившись от слабостей, он наконец-то познает тот самый апогей обуздания судьбы, благодаря чему знает — если случится его поражение, то жалеть ему не о чем, ибо раз не смог превзойти Варвара сейчас, значит, нет смысла в реванше потом.

Петя успел приготовить допотопное оружие — щит и меч за пару шагов до нанесения первого удара кулаком, направленным прямо в голову. Кулак столкнулся со щитом, который выдержал натиск куда лучше, чем конструкция самой брони, вот-вот способной упасть назад из-за неправильно распределенного веса. Изначально его костюм был большим экзоскелетом, который модифицирован еще на Авроре для более безопасных раскопок, и лишь потом, благодаря Бэккеру, они добыли пластины и сделали новый слой обшивки. Петя знал: конструкция далека от идеала, но было проще начать с нуля, чем перестраивать то, что не задумывалось на долгую битву. Хорошо, что он почти не чувствовал тела к этому моменту, находясь запакованным уже целые сутки, отдавая команды мыслями, нежели конечностями. По сути, все, что нужно, — голова да легкие, так что потерять ту ил иную конечность он не боится, она ему не нужна.

Плита под ногами треснула, сотрясение Пети было сильнее ожидаемого, казалось, вот-вот начнется кровотечение. Несколько секунд ничего не происходило по взаимному удивлению: Петя свыкался с силой Варвара, пока тот положил ладонь на щит, познавая материал. Совершенно невзначай, забыв, кому принадлежит и для чего используется кривой щит, Варвар подтянул его уже двумя руками ради более четкого визуального изучения. Момент этот длился секунды четыре после удара, чего было достаточно, дабы Петя успел выставить правую руку назад для разгона и воткнуть острие меча в тело Варвара. Попытка была почти успешна — левая рука Варвара успела схватиться за лезвие прямо перед тем, как то соприкоснулось бы с местом, где у человека расположены почки. Величественное по своему поведению существо медленно повернуло голову и взглянуло на меч, после чего гипотетический взгляд более внимательно осмотрел всего Петю, продолжая держать крепким хватом оба орудия. Петя же занимался тем же самым — рассматривал этого инопланетного бога так близко, как и думать не мог, по-хорошему удивляясь его броне или коже, казавшейся живой. Как бы