Тут за спиной министра появился сгорбленный бритоголовый старец в пурпурном плаще. Он шагнул вперед и заговорил:

– Подумай, государь! Подумай как следует! Если не исполнять волю жрецов – боги могут разгневаться! Нил может не разлиться в свое время, и Египет может поразить голод! Воинственные соседи, ассирийцы и хетты, могут пойти на нас войной – и боги могут даровать им победу! Им, а не тебе, государь!

Фараон поднялся во весь рост.

– Кто позволил тебе говорить, старик? – гневно воскликнул он, глядя на сутулого старика.

Старый жрец хотел было ответить, но фараон снова ударил жезлом об пол и выкрикнул с яростью:

– Как ты оказался в моем покое? Как вообще ты узнал, о чем мы говорим?

– Боги шепчут в мои уши, – невозмутимо ответил жрец. – Мы, служители богов, знаем обо всем, что происходит во дворце и в мире, потому что так угодно богам!

– А мне кажется, что вы все знаете, потому что повсюду рассылаете своих шпионов! Это они шепчут в твои уши, жрец, а не боги!

– Государь, не богохульствуй! – Старый жрец повысил голос. – Хотя ты и сам равен богам, это не значит…

– Вот именно! – перебил его фараон. – Ты сказал! Я равен богам, и моя воля – воля богов!

В это время вечернее солнце заглянуло в окна тронного покоя, залило его золотым пламенем, отсветы которого упали на разгневанное лицо фараона. Всем присутствующим в покое показалось, что он превратился в золотую статую, в разгневанное божество.

Даже старый жрец, видевший на своем веку трех фараонов и разъяснявший им волю богов, невольно попятился. Ему показалось, что перед ним стоит сам Осирис во всем своем величии.

– Ты слышал меня, жрец! – прогремел мощный голос фараона. – Ты слышал меня и передашь мои слова остальным. Отныне вы не получите из казны ни сикля, ни медной лепты!

– Но боги… – старик еще раз попытался урезонить молодого властителя, – боги будут разгневаны!

– Изгнать его из дворца! – воскликнул фараон. – Изгнать, и никогда больше не пускать сюда!

Двое дворцовых стражников спустились по ступеням, направились к старику, замахнулись на него тупыми концами копий. Он нехотя отступил, что-то бормоча под нос.

Проводив жреца возмущенным взглядом, фараон повернулся к министру:

– Ну что ж, ты видел и слышал. Больше ни одна двуногая крыса не покусится на мою казну.

– Я слышал, государь… – унылым голосом проговорил министр. – Я слышал и видел. Ты могуч и мудр, но жрецов тысячи и тысячи. Они повсюду, в каждом городе, в каждой деревне. Их глаза и уши в каждом доме Египта. Они проникают везде…

– Как крысы! – добавил фараон.

– И власть их велика.

– Неужели она больше, чем моя власть?

– Нет, государь. Но если боги и правда прислушиваются к ним…

– Если так, мне нужен свой бог. Бог, который будет слышать только меня!

Министр удивленно и испуганно взглянул на молодого фараона. Слова его звучали кощунственно. Но при этом лицо властителя, озаренное золотым вечерним светом, было так величественно и властно, что опытный царедворец проникся почтением и восторгом. Он поверил, что перед ним и правда воплощение живого бога.

* * *

От сна в неудобной позе у меня затекло все тело, мучительно болела голова и шея, во рту было гадко, как будто я наелась ваты (не сахарной, а самой обычной, хлопковой).

Кроме того, где-то совсем рядом надрывался мобильный телефон. Его звук ввинчивался в мою больную голову, как электродрель в трухлявый пень.

В комнате было темно, и я стала шарить вслепую, на звук, и наконец нашла чертов телефон под диванной подушкой и торопливо нажала на кнопку ответа, только бы он замолчал.

Затем я взглянула на дисплей телефона и узнала две вещи, одинаково неприятные: во-первых, сейчас была только половина шестого утра; и, во-вторых, мне звонил Вадик Семечкин.

Ну а кто еще, интересно, может позвонить в такое время?

Вадик, как всякий настоящий хакер, не обращал внимания ни на времена года, ни на время суток и мог позвонить хоть ранним утром, хоть глубокой ночью.

Я поднесла трубку к уху и протянула измученным, страдальческим голосом:

– Семечкин, ты на часы хоть посмотрел?

– А что такое? – отозвался он удивленно. – А что? Половина шестого, детское время! У многих людей как раз рабочий день заканчивается… я слышал про таких…

– Половина шестого утра! – отрезвила я его.

– Ах утра? – Похоже, он не очень удивился. – Ну, извини, я не подумал, честное слово… но тут такое дело… Амаша, приезжай ко мне, я тебя очень прошу!

Это так он меня называет. Амаша – он придумал такую форму от моего ненавистного имени. И что странно – я ему это позволяю…

– Амаша, приезжай!

– В честь чего?

– Но мне очень, очень плохо! Я невыносимо страдаю! И только ты можешь мне помочь!

Все ясно – у него не идет какая-то программа, и по этому поводу он впал в депрессию… такое с ним случается регулярно, не реже раза в месяц, но спрашивается – я-то при чем?

– Семечкин, закажи пиццу! – попыталась вывернуться я. – Ее доставляют в любое время.

– Заказал уже, не помогло!

– Четыре сыра?

– Само собой.

– И не помогло?

– Нисколько.

– Ну, закажи что-нибудь другое.

– А все остальное еще закрыто. Только пиццу доставляют круглосуточно.

– Ага, значит, ты знал, который час, а мне лапшу на уши вешал?

– Ну, прости, Амаша, виноват… но мне так плохо, так плохо! Только ты можешь мне помочь! Приезжай, я тебя очень прошу!

– А что Люцифер?

– Ты же знаешь, он хладнокровный, у него не отогреешься… кроме того, он как раз сейчас спрятался, а прятаться он умеет классно, ты же знаешь!

Люцифер – это его ручной хамелеон.

Ручной относительно, потому что он гуляет по квартире Семечкина где вздумается и делает что хочет.

– Амаша! – повторил Вадик трагическим голосом. – Так ты приедешь? Или тебе на меня наплевать? Как ты думаешь, какой способ ухода самый безболезненный?

– Что?!

– Вскрыть вены? Или принять большую дозу снотворного? Хотя снотворное может не сработать… что, если мой организм его не примет? Только желудок испорчу…

Ну, это уже запрещенный прием!

Правда, я осознала, что все равно больше не засну, а кроме того, сообразила, что при таком раскладе могу потребовать от Семечкина встречных услуг, и он не посмеет мне отказать.

– Ладно! – сказала я с тяжелым вздохом. – Так и быть, приеду! Что с тобой поделаешь. Но ты мне оплатишь такси, ведь другой транспорт сейчас не работает.

– Не вопрос. Только тогда