и не для возведения в рыцари первородного сына нашего и не для выдачи замуж первым браком первородной нашей дочери; но для этого должно выдавать лишь умеренное пособие». А вторая — Лондона: «Подобным же образом надлежит поступать и относительно пособий с города Лондона». Иначе говоря, Лондон, как самостоятельная политическая единица, уравнивался в правах с высшей знатью королевства.

Две статьи Великой хартии защищали подданных от королевского произвола. Статья тридцать девятая гласит, что «ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владения, или объявлен вне закона, или изгнан, или каким-либо способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных ему и по закону страны». В следующей статье содержалось обязательство беспристрастного отправления правосудия: «Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или их замедлять». Слова «иначе, как по законному приговору равных ему» имели особо важное значение — осудить барона или епископа можно было только с согласия представителей высшей знати. Вскоре после утверждения Хартии Иоанн перестал соблюдать многие ее установления, но тем не менее был создан прецедент, были оглашены права, впоследствии подтверждавшиеся другими английскими монархами.

Тринадцатая статья подтверждала права Лондона и распространяла самоуправление на другие города. «Город Лондон должен иметь все древние вольности и свободные свои обычаи как на суше, так и на воде. Кроме того, мы желаем и повелеваем, чтобы все другие города и бурги, и местечки, и порты имели все вольности и собственные свободные обычаи».

Гарантией соблюдения пожалованных вольностей служил совет из двадцати пяти баронов. В случае нарушения Хартии совет мог посылать четырех делегатов с требованием восстановления справедливости к королю или к замещавшему его юстициарию. Если справедливость не была восстановлена в течение сорока дней, баронский совет получал право выступления против короля: «Будут принуждать и теснить нас всеми способами, какими только могут, то есть путем захвата замков, земель, владений и всеми другими способами, какими могут, пока не будет исправлено по их решению; неприкосновенной остается наша личность и личность королевы нашей и детей наших».

Великую хартию вольностей и хартию, данную Лондону, можно считать двумя единственными достижениями короля Иоанна.

Первая баронская война и последняя оккупация Лондона

Успокоив баронов изданием Великой хартии вольностей, Иоанн выиграл время, необходимое для подготовки к реваншу. Он призвал под свои знамена наемников (норвежцев и датчан) и стал теснить баронов. Одновременно король обратился к папе римскому Иннокентию III, который особой буллой[78], изданной 24 августа 1215 года, объявил Хартию «несправедливой и противозаконной», и освободил Иоанна от клятвы соблюдать ее. Таким образом, король-клятвопреступник пытался «сохранить лицо» и придать своему вероломству законный характер. Вдобавок папа призвал в Рим на Четвертый Латеранский собор идейного вдохновителя восстания архиепископа Стефана Лэнгтона. В его отсутствие бароны не смогли организовать сплоченного сопротивления королю и потому тоже стали искать поддержку за пределами королевства. Они призвали на помощь французского наследного принца Людовика (Луи), сына короля Филиппа II Августа. Выбор был не случайным, поскольку двадцативосьмилетний принц был женат на Бланке Кастильской, которая приходилась внучкой Алиеноре Аквитанской, матери Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного. Такая, пусть и весьма призрачная, связь с английским троном придавала Людовику веса в глазах англичан — все же не совсем чужой.

В декабре 1215 года авангард французских сил высадился в Кенте и начал брать под свой контроль земли, лояльные королю Иоанну. Вскоре к авангарду присоединился с основными силами Людовик. К маю 1216 года вся Восточная Англия (вместе с Лондоном) была оккупирована французами. 26 мая Людовика провозгласили в Лондоне королем Англии, однако позиции его были довольно слабы. Англичане успокаивали себя тем, что хороший король-чужак лучше плохого своего короля, но стоило только «плохому своему королю» скончаться в октябре 1216 года, как акции Людовика тут же обесценились, поскольку баронов больше привлекал девятилетний наследный английский принц Генрих, ставший королем Генрихом III. Точнее, баронам не столько нравился сам Генрих, сколько выдвинутый в регенты при нем Уильям Маршал, доблестный рыцарь, возвысившийся при короле Иоанне, но с 1205 года пребывавший в опале. К тому же права Генриха поддержал недавно избранный папа Гонорий III, сильно опасавшийся объединения Англии и Франции в одно государство. Король Филипп Август не осмелился открыто противиться папской воле, а Людовик без отцовской поддержки не мог сопротивляться английским баронам. После непродолжительной осады французы сдали Лондон и начали эвакуацию. От Лондона Людовик получил пять тысяч фунтов на дорожные расходы.

Король Англии Иоанн в битве с франками (слева), принц Франции Людовик VIII в походе (справа). Хроника Сен-Дени. XIV век

Однако провозглашение Людовика королем, с одной стороны, выглядело не имевшим силы, поскольку коронация не состоялась, а с другой — создавало опасный прецедент.

Что же касается внезапной кончины Иоанна, то принято считать, что он умер от дизентерии (при отсутствии правильного лечения это заболевание часто заканчивается летальным исходом). Однако же многие были уверены, что короля отравили. Вполне возможно, что так оно и было, поскольку Иоанн умер весьма вовремя. В своей исторической пьесе «Король Иоанн» Шекспир придерживается версии с отравлением.

ХЬЮБЕРТ. Боюсь, не отравил ли короля

Один монах: его почти безмолвным

Оставил я, чтоб вас предупредить

И чтобы вы могли во всеоружье

Беду, на нас нагрянувшую, встретить.

БАСТАРД. А что он пил? Кто пробовал питье?

ХЬЮБЕРТ. Я вам сказал — один монах, злодей,

Который тут же сам издох от яда.

Король — в сознаньи. Выживет, быть может[79].

Во время Первой баронской войны Лондон практически не пострадал, потому что активные боевые действия в нем не велись.

Дела гильдийные

Подобно прочим средневековым европейским городам, Лондон был гильдийным городом — представители всех профессий (в том числе и нищие) имели свои объединения-гильдии. К сожалению, большая часть городских архивов была уничтожена страшным пожаром 1666 года, так что в нашем распоряжении имеется лишь отрывочная информация о лондонских гильдиях. Но при желании и понимании, и из отдельных осколков можно сложить цельную картину.

Гильдии не были средневековым изобретением. Общества ремесленников, называемые «этериями», существовали в Древней Греции еще в VI веке до н. э. Были такие объединения и в Древнем Риме, где они назывались «коллегиями». Правда, в отличие от гильдий, членство в этериях и коллегиях было добровольным, точно так же, как и в братствах торговцев, создаваемых в Англии еще до норманнского нашествия. А систему «обязательных» гильдий принесли в Англию норманны. Впрочем,