— Мистер Хейнс еще в Манчестере, на репетиции присутствовать не будет. Все в сборе? Тогда начнем.

В восемь вечера, когда все намеченное на первый день было пройдено, у себя в гримерке она без сил рухнула в кресло. Репетиция подтвердила ее худшие опасения: мальчик был великолепен — ни единой осечки, и техника просто поразительная. Убить его мало!

Она села к зеркалу и начала приводить в порядок лицо. В памяти всплыл тот вечер на прошлой неделе, когда Пол Хейнс излагал ей свой несусветный план заняться вплотную личной жизнью актеров, — и тут у нее в голове зашевелилась одна, пока еще смутная идея.

— Скажите мистеру Уилтону, что я хотела бы его видеть, — попросила она костюмершу.

Через несколько минут молодой человек постучался в дверь и несмело спросил:

— Разрешите?

Она встретила его ослепительной улыбкой и протянула ему обе руки:

— Нам столько всего нужно обсудить! Что вы делаете нынче вечером? Очень заняты?

Он густо покраснел.

— Вообще-то я собирался домой, к жене, но если нужно, я позвоню, предупрежу, что задерживаюсь.

— Вы женаты! — изумилась она. — Такой молоденький! Как же вас угораздило? — Она покачала головой с шутливой укоризной. — Может быть, жена согласится отпустить вас на пару часов, ну пожалуйста! Я хотела обговорить с вами наш злосчастный второй акт.

Через полчаса они уже сидели за столом у нее дома. Поначалу он так робел, что едва мог выдавить из себя слово. Естественный и свободный на сцене, в обычной жизни это был неуверенный в себе, неловкий юнец, который не знает, куда девать руки и ноги. Она усердно не замечала его болезненной застенчивости, ободряюще улыбалась, говорила с ним мягко, ласково, машинально пуская в ход весь арсенал годами наработанных приемов. И довольно скоро он начал оттаивать под влиянием уютной обстановки, ее чудесного голоса, превосходной еды и второго бокала бургонского. Ему с трудом верилось, что он ужинает с Мэри Фабиан — в ее квартире, с ней наедине!

Она закурила, подперев голову рукой. Огонь в камине отбрасывал на потолок гигантские тени и эффектно освещал ее профиль. Ее волосы отливали темным золотом старинных монет. Она была так проста в обращении, так доверчиво, открыто с ним говорила, и ему так нравилась эта комната, тяжелые шторы на окнах, приглушенный свет, необычный запах благовоний, которые она подсы́пала в камин… У нее он отдыхал душой. Она так его понимает! А как она слушает! Никто на свете так его не слушал, даже любимая жена.

— Знаете что, — сказала она ему, — сядьте-ка поближе к огню, возьмите сигарету и расскажите мне о себе все по порядку!

У него неожиданно развязался язык. Он стал рассказывать ей, словно давней знакомой, про то, как все начиналось, про свои тревоги и сомнения, про споры и ссоры с родителями.

— Мне кажется, вы видите во мне то, о чем другие и не подозревают, — признался он, — мою, если можно так выразиться, серьезную сторону. Как я в действительности отношусь к жизни. Я ведь принимаю все очень близко к сердцу. Мне много раз говорили, что при первом знакомстве я кажусь ужасно зажатым. Я всегда был такой, всю жизнь. Моя матушка, дай бог ей здоровья, никогда не понимала, почему меня так тянет к театру. А в вас я ощущаю невероятную поддержку! — Он смотрел на нее с обожанием. — Вам это покажется глупостью, — продолжал он, осмелев, — но с первого дня на сцене у меня была заветная мечта — когда-нибудь сыграть вместе с вами. Знали бы вы, сколько лет я бредил этим, мотаясь по провинциальным театрам!

— Не может быть — вы шутите! — улыбнулась она.

— Клянусь вам, это чистая правда. Когда я впервые увидел вас, лет пять назад, то сказал себе, как сейчас помню: «Вот настоящая актриса, вот талант, который несет людям счастье». Вы были просто бесподобны. С тех пор вы моя путеводная звезда, мой ангел-хранитель. Я стал все мерить вашими мерками, насколько я их себе представлял. Я твердо знал, что вы не станете мириться с посредственностью — ни в жизни, ни в профессии. Вы примете только самое лучшее. И я тоже люблю это больше всего на свете — театр то есть.

Она наклонилась вперед и дотронулась до его руки.

— Какой же вы славный, — пробормотала она, — мой милый Дон Кихот. — И снова откинулась в кресле, прижавшись щекой к подушечке.

Если он будет еще долго разглагольствовать, ей этого не вынести. Как можно столько молоть языком? Редкостный пустозвон! Подступившую зевоту она вовремя обратила в улыбку.

— Представьте, ваша история похожа на мою, — проникновенно произнесла она. — Во многом похожа. Ваши идеалы и принципы… Ваш подход к жизни мне очень близок. Все на алтарь искусства, а прочее — лишь звук пустой! Ах, как я вас понимаю! Я тоже боготворю сцену. Просто не мыслю себя без театра. Деньги, публика, успех — да разве в этом дело? Главное — творить, покорять все новые и новые вершины, вы согласны?

— Да, да! — с жаром откликнулся он, и глаза его вспыхнули фанатичным огнем.

— Создать из массы слов живой образ, вдохнуть в него жизнь, чтобы… чтобы… — Она неопределенно пошевелила пальцами, забыв, с чего начала. — О, как потрясающе вы все понимаете! — нашлась она и напоследок добавила: — Мы с вами непременно подружимся, я уверена.

Она соскользнула с кресла на пол и, присев на корточки, протянула руки к огню. Голова у нее раскалывалась; день выдался тяжелый. Больше всего ей хотелось добраться до постели и уснуть. Господи, о чем он опять?

— Гамлет! — с упоением продолжал он. — Я хочу сыграть Гамлета так, как еще никто не решался. В нем есть что-то недопонятое, потаенное. Помните, в начале третьего акта, в сцене с Офелией, когда она произносит: «Принц, у меня от вас подарки есть», ну, вы знаете…

— Да, волшебно, волшебно! — пробормотала она.

О боже, только не Шекспир, только не на ночь глядя! Она даже не пыталась его слушать. Сейчас ее больше заботило, в котором часу Пол Хейнс приедет из Манчестера. Он, конечно, сразу же кинется ей звонить. Мальчика нужно успеть спровадить.

— Я, наверно, не переживу, если не сыграю в этой пьесе вместе с вами, — резюмировал Уилтон. — Такой случай выпадает раз в жизни. Мне теперь не будет покоя, покуда все не решится. А вдруг Хейнс меня не утвердит?

Ей с трудом удалось прервать ход своих мыслей.

— Да, вы молоды, — сказала она мягко, — пожалуй, чуточку слишком молоды. Но, по-моему, из-за этого ваш персонаж еще больше к себе