class="p1">— Магическое давление ослабло!

Иавер Кадифа — заклинатель, поддерживающий демонический портал, буквально накинулся на нас, едва мы преодолели все заграждения и ступили на территорию лагеря. Выяснилось, что магам стало немного проще контролировать этот портал, и теперь Зэм пытался вытрясти из нас, не могли ли мы как-то повлиять на этот процесс. Я сомневался, что тут есть какая-то взаимосвязь, но Кадифа очень внимательно выслушал историю о том, как мы сорвали ритуал демонопоклонников на берегу.

— Ага… Судя по всему, эти сумасшедшие привлекли к своей магической операции какое-то неизвестное… божество? Ну, по крайней мере, они так считают. Я же думаю, что астрал каким-то образом впитывает Искры и наделяет демонопоклонников силой, — задумчиво протянул он. — Да, именно так наука смотрит на этот вопрос!

Я, чувствовавший себя слишком уставшим и голодным, согласился с наукой целиком и полностью и уже предвкушал свою законную чашку горячего супа, потому что съеденный в дороге сухой паек стоял поперек горла. Но даже этой маленькой радости меня лишили. Майор Бывалин по прибытию, как и обещал, отправился к генералу Верховину, и едва я успел расседлать Старика, как меня вызвали туда же. Допроса с пристрастием избежать не удалось. И хоть иголки под ногти никто не засовывал, я не сомневался, что как только весть доедет до Комитета — а она обязательно до него дойдет — то пух и перья полетят во все стороны.

— Что тебе известно о «Единой рати», капитан? — сухо спросил генерал, постукивая пальцами по столу.

Я покосился на присутствующего здесь же Бывалина. Он едва заметно кивнул, как бы подбадривая меня, но я все равно ощущал себя попавшимся преступником.

— Это союз ветеранов Великого Астрального Похода, товарищ генерал.

— Союз ветеранов Лиги и Империи, — многозначительно уточнил он.

— Так точно, товарищ генерал.

— Когда ты о нем узнал?

— Сегодня, товарищ генерал.

— А до этого слышал об этом?

— Никак нет, товарищ генерал.

— А кто-нибудь из твоей группы?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Ручаешься?

— Так точно, товарищ генерал…

Верховин сверлил меня взглядом, но я не позволил себе дрогнуть. Да и нечего мне было скрывать! Я быстро и твердо отвечал на вопросы, ничего не утаивая и нигде не привирая, пока Верховин не дошел до главного, на что мне отвечать не хотелось, — до моего собственного мнения. На этот раз мой голос уже не звучал так уверенно, ведь я сам не до конца определился, как отношусь к «Единой рати». Разум подсказывал, что союз с Лигой в сложившихся условиях необходим, но душа не лежала к такому исходу.

— Нужно дождаться прибытия флота, — осторожно ответил я. — Если они смогут преодолеть шторм, то помощь Лиги нам не потребуется.

— Если… — повторил Верховин, выделив самое ключевое.

От этого «если» будет зависеть все! Верховин вышел из-за стола и прошелся туда-сюда со сложенными назад руками.

— Когда об этом узнают комитетчики, то арестуют всех ветеранов.

— Товарищ генерал, к вам они прислушаются, — подал голос Бывалин. — К тому же, ситуация становится безвыходной.

— Хм… Меня обвинят в государственной измене, если я начну переговоры с врагом. С другой стороны, демоны вот-вот хлынут через портал, а наши волшебники едва сдерживают их натиск.

Генерал снова замолчал, на этот раз надолго, и нам с майором только и оставалось, что переглядываться в ожидании какого-то решения.

— Свободен, капитан, — наконец произнес он. — И никому ни слова о «Единой рати»! И ребятам своим скажи, чтоб помалкивали!

О чем они дальше разговаривали с майором, я не знал, хотя мне, признаться, было любопытно, сколько же ветеранов всего втянуто в эту историю.

Прошло два суматошных дня, когда нас почти непрерывно атаковали черные дрейки, один из которых был очень близок к тому, чтобы откусить мне голову. Но в самом лагере ничего не поменялось: никого не арестовали за предательство, и даже никаких разговоров о случившемся я не слышал. Мы тоже это не обсуждали, боясь лишних ушей. С майором Бывалиным попадать в один дозор нам больше не довелось, хотя я видел его мельком.

На третий день меня снова вызвал к себе генерал, и на этот раз разговор шел тет-а-тет.

— Я готов согласиться на сотрудничество с Лигой, — сообщил он, и я с удивлением понял, что вопреки всему все же испытал некоторое облегчение от этого решения. — Лигийцы прислали мне депешу. Предлагают во имя сотрудничества произвести для начала обмен пленными.

— Это… хорошее начало, — осторожно произнес я.

— Да. Мы выбрали местом встречи побережье между нашими лагерями. Там еще неподалеку разрушенное святилище. Надеюсь, Лига не решится осквернить освященную землю. Руководить обменом с нашей стороны будет капитан Снежных. Он тертый калач. Ты со своими тоже будешь присутствовать в качестве наблюдателя. Но ни во что не вмешивайтесь! Если Лига нас предаст, сразу отступайте, и бегом назад!

Такой план меня мало устраивал. Мало того, что меня, как офицера, не привлекли к обсуждению операции, к которой я имею непосредственное отношение, и даже не пригласили на совещание, а просто поставили перед фактом, так у меня и моей группы еще и нелепая роль декорации. Ни во что не вмешиваться, в случае опасности — ретироваться. Похоже, ветераны вместе с этим капитаном Снежных решили не давать мне голоса. Но тогда зачем я вообще им там нужен? Вот и обменивались бы пленными сами!

Естественно, свое возмущение генералу я не озвучил.

Узнав о предстоящем мероприятии, Миша прояснил ситуацию.

— Все ясно! — кивнул он и, сняв очки, принялся натирать стекла с такой интенсивностью, словно хотел стереть их до дыр. — Они все надеются, что Яскер будет более снисходителен, когда узнает, что мы тоже принимали участие в операции. Ты — точнее. Ни для кого же не секрет, что нас сюда телепортировали по особому распоряжению.

— Прими позу героической ширмы, Ник, тобой прикрываются, — фыркнул Орел.

— На самом деле, это не лишено смысла, — продолжил Миша. — Если ты поддержишь… это движение, то у него больше шансов стать легитимным.

— Либо это станет для Яскера последней каплей и он наконец отдаст Ника Комитету, — вставила Лиза.

— Представляю, какие мечты в отношении меня лелеет товарищ Рысина, — пробормотал я. — Это будет самое пылкое признание в любви: с раскаленными щипцами, цепями, колюще-режущими предметами… Уверен, ее фантазия не имеет границ.

—